"Розалин Майлз. Беллона (Я, Елизавета, #4) " - читать интересную книгу автора

впервые их увидела: страшного хромого нищего, одноглазую старую каргу,
увечных, беззубых, рябых, слюнявых дураков, делающих под себя идиотов,
чумных крыс, повешенных собак. Я стала угрюмой, крикливой, раздражительной
и, когда на меня находило, металась, как флюгер, от злобы к тоске. И в
таком состоянии изображать любвеобильную девицу, притворяться невестой на
выданье? Возможно ли?
Англия ожидает... <Начало фразы, произнесенной Нельсоном спустя двести
лет после смерти Елизаветы: "Англия ожидает, что каждый выполнит свой
долг".>.
О, как это было трудно! Однако мое тело должно было по-прежнему
служить Англии - новые козни маразматика Папы и его прихвостня Ридольфи
вынуждали искать союзников в Европе, которая заметно охладевала к нам с
каждым днем. Что мне оставалось, кроме как строить глазки возможным
женихам, завлекать их всеми правдами и не правдами?
И это было еще не самое страшное в моем чистилище.
"Она посягает на ваш трон - на вашу жизнь".
Объединенный страхом за мою жизнь, парламент устами своих ораторов
требовал Марииной крови, требовал уничтожить "чудовищного дракона,
вместилище всякого зла". А я, хоть и желала ей смерти, не могла стать ее
палачом.
Кажется, я одна во всей Англии видела опасность: какой будет ее
смерть, такой будет и моя; тем, кто разделается с ней, ничто не помешает
так же поступить со мной! И того они не видели, самоуверенные, надутые
мужчины, что всякий удар по Марии придется и по ее сыну, маленькому Якову,
кому я, ради Англии, покровительствовала больше, чем просто крестнику.
В одиночку стояла я в ревущей палате общин, средь разверстых ртов, из
которых несло кислятиной и цареубийством, в одиночку отражала рвущуюся из
всех глоток злобу.
- Что? - орала я. - Отдать на растерзание коршунам голубку,
прилетевшую ко мне искать защиты от бури?
- Тогда идите замуж! Замуж! - лаяли они.
Боже, неужто мне никуда от этого не деться?
"Что я могу предложить?" - вопрошала я вечерами зеркало и вздрагивала
от его честного ответа. Унылая старая дева на исходе четвертого десятка,
чей первый цвет облетел, кожа поблекла от переживаний, пожелтела от ночных
слез, отмечена роковыми черточками, горькими морщинами вокруг рта - рта, в
котором недостает многих зубов, а те, что остались, желтеют, невзирая на
все мази и порошки из арсенала Парри, золотые зубочистки, полоскание белым
вином, уксусом и медом...
Притом же товарец был теперь подпорченный, фарфор с трещинкой. Ибо
нетронутой меня уже никак не назовешь. Однако изъян этот незаметный...
Осмелюсь ли я назвать себя, как говорят поднаторевшие в этих делах
французы, demi-vierge, что буквально означает полудева, а другими словами -
гулящая девка?
Не девственница и не женщина?

***

Уж не говоря про другую трещину, про мое разбитое сердце. В тот вечер
я пыталась поговорить с Робином.