"Александр Мелихов. Нам целый мир чужбина (Роман) " - читать интересную книгу автора

"Дядю Ваню" с Басилашвили во главе или вступая в личные до
фамильярности отношения то с каким-нибудь розовым Буше, то со вспыхнувшей на
солнце, выкачнувшись из-под моста, желтой мачтой
Моне, радуясь своим любимчикам, как пятилетняя девочка плюшевому мишке.
Благоговением, в которое меня всегда ввергала красота, там и не пахло.
Катькины вечные восторженные слезы теоретически мне были ближе - зато с Юлей
отлегало от души. При этом она была далеко не дура - только как будто
чувствовала, что ум хорошо, а счастье лучше. Тем не менее она обожала умных
людей, не могла различить, красив человек или безобразен, пока он не
заговорит
(слышал от нее я даже такое: как он может быть красивым, он же
подлец!). В перестройку ее больше всего восхищал наплыв умных людей на
телеэкраны - и уж их-то она успевала разглядеть: я буду голосовать за
Лубенчикова - он такое чудо, ушастенький!..
Рядом с нею казались не страшными даже подлинные умы - занятые
разрушением иллюзий, а не самоуслаждением, коему публично предавались ее
телелюбимчики, используя для коллективного сеанса
Рынок, Демократию, Гласность...
Но и самыми мрачными своими прогнозами я тоже действовал на нее
"как сирена" - не та, разумеется, которая предупреждает об опасности:
вопреки политическим восторгам ей доставляла наслаждение и моя трактовка
политической борьбы как вечного конфликта между мастурбаторами и людьми
результата, милыми детьми и гадкими взрослыми, опасными психопатами и
корыстными тупицами. Мне казалось в свое время, что она подсела на меня
бесповоротно - ведь дышать без меня не могла... Стоит в глазах: потная, как
японец, почти падая с ног, она бежит по перрону, чтобы четверть минуты
пообщаться со мной до отхода поезда - целую же неделю не увидимся!
- Видишь, какая я отцеубийца? - ухитрилась мстительно выговорить она,
прежде чем проводник захлопнул тяжелую тюремную дверь: она,
гиперответственная пятерочница, сбежала от постели больной (хотя и не
умирающей) матери.
Изнанка жизни ее нисколько не привлекала. Зато она прямо-таки тянулась
к изнанке моего организма. Когда на морозе я потихоньку вытирал перчаткой
отмокающий нос, она не только не делала вид, что не замечает, а, напротив,
спешила с нежным укором:
"Шелушиться же будет!" Понемногу и для меня стало естественным делом
почесаться или сплюнуть в ее присутствии. "Раньше ты таким не был!" -
счастливо обличала она. "Значит, от тебя набрался", - отвечал я, неизменно
приводя ее в еще более прекрасное расположение духа.
На второй аборт она угодила одновременно с Катькой. Я очень боялся, что
она как-то прознает - она вообще не терпела никакого параллелизма, а уж в
таком деле... Но из какого-то мелкого прокола она вывела правильную догадку
и - насмешливо хмыкнула.
Не угадаешь, что ее вдруг взбесит... Но я-то, конечно, все равно не
сознался.
С осмотра у гинеколога (я все ждал какого-то взрыва) она вернулась
целеустремленная и после самых беглых предосторожностей жадно прильнула ко
мне - что-то там среди белых халатов и сверкающих орудий пытки пробудило в
ней желание.
- Я даже по улице шла с опаской - вдруг что-то по лицу заметно,