"Александр Мелихов. При свете мрака (Роман) " - читать интересную книгу автора

Моя заботливая сиделка, с трудом примостив рядом со мною свой пышный
круп, склонялась ко мне с девчоночьей нежностью на красном набрякшем от
наклона лице, и я благодарно поглаживал ее пухлые пальчики, унизанные
трогательно-вульгарными перстнями. Наконец-то я решился поведать ей, что
такое зеленец и как его добывают. Грех-то, грех-то какой, скорбно пропела
она и окончательно пригорюнилась: а что, для кого-то и мы такой же ж самый
зеленец, скажешь, нет?..
Я хотел было согласиться, но не смог. Внутри нашей общей мечты мне
казалось, что мы, люди, все-таки совсем не то, что промысловый зверь, что мы
тянем на что-то большее...
Вечер до сна мы скоротали в точности так, как ей мечталось, - в мягком
свете торшера она читала дамский роман: "Лазурная волна ударилась в
белоснежный борт яхты, и немного изумрудного коктейля выплеснулось на
золотистую от загара мраморную грудь Элен. Обнажив свой бронзовый
атлетический торс, Раймонд упал на колени перед ее шезлонгом и принялся
жадными поцелуями впивать ароматную влагу", - а прихворнувший мужик на
расстоянии вытянутой руки читал что-то серьезное, политическое, научное,
"Загадка смерти Черчилля" или что-то в этом роде.
Вообще-то мне не дано спать в поездах, но на этот раз я выспался как
младенец, и если бы не преследующие меня фантазии - попробовать, не
попробовать?.. - доехали мы, можно сказать, как старосветские помещики.
Ее встретил шофер, совершенно неотличимый от тех мордоворотов, которые
распинали меня в замке Командорского, а когда я увидел ее черный сверкающий
джип, огромный, как снегоход, на душе у меня сделалось совсем муторно.
Однако Танька в своих ужасных лисах, передав коромысло шоферу, на прощанье
обняла меня, словно родная тетка: позвони, позвони, почти умоляюще повторяла
она, рассовывая в мои карманы одну визитную карточку за другой, хоть
какую-нибудь найдешь и вспомнишь...
Президент, успел прочесть я на той, что она сунула мне в нагрудный
карман под куртку.
Но я решил позвонить ей не раньше, чем ко мне вернется уверенность в
моей дееспособности. Однако неуверенность с каждым днем только крепла,
плавно переходя в уверенность, что воображаемая рана, нанесенная мне
Командорским, не затянется никогда.
Nevermore...
Ведь самым бдительным и неотступным моим врагом всегда оказывается мой
самый верный и щедрый друг - воображение. Но моей душе - моей фантазии уже
давно не по силам окутать меня спасительным облаком в одиночку, - я не
безумец и не каракатица. Все мы созданы, чтобы витать в облаках, только мне
для вознесения, увы, требуется преданная спутница, завороженная теми же
чарами...
Однако именно этот путь и был перерезан сверкающим клацаньем кусачек
Командорского.
Как опытный невротик, я прекрасно понимал, что любые попытки поторопить
распад овладевшей мною чары будут лишь укреплять ее
(греза может быть вытеснена только грезой), но именно она же и не
позволяла мне набраться терпения: я испытывал невыносимый зуд ежеминутно
пробовать, распалась ли она уже или еще нет, - в результате морок крепнул и
ширился, овладевая все новыми и новыми провинциями.
И это при том, повторяю, что страшусь я только ничтожности, меня