"Александр Мелихов. При свете мрака (Роман) " - читать интересную книгу автора

тело. Однажды я проник в Гришкин будуар в одну из тех ночей, когда она в
очередной раз пыталась исцелить душевный кризис кувшинчиком-другим чихиря,
настоянного на феназепаме (я вполне уважаю ее душевные муки и все-таки не
могу до конца сострадать тем, кто не умеет страдать красиво). Прокрадываясь
к ее изголовью, я опрокинул опустошенный кумган, как я именую эти ее
фигурные кофейники из "Тысячи и одной ночи", - при всей своей благородной
чеканке, он загремел и задребезжал, словно телега жестянщика. Я замер. Но
Гришка даже не шелохнулась. Я немножко попинал серебрящуюся погремушку
тапком - Гришка продолжала спать беспробудным сном грешницы, разметав черные
змеящиеся пряди и тяжело, с мучительным всхрапыванием вдыхая и выдыхая. Я
приподнял с ее ног козье одеяло, затем вовсе откинул его, - в зарницах
мегаполиса ее ноги казались молодыми и стройными вплоть до самого темного
треугольника, приоткрывшегося из-под взбившейся домотканой рубахи.
И впервые за много дней у меня что-то сладостно дрогнуло внутри.
И даже снаружи.
Еще не вполне отдавая себе отчет, что же я собираюсь предпринять, я,
уже не таясь, сходил за махровым халатом, с комфортом расположился в кресле
у Гришкиных ног и пресыщенным жестом включил бежевый торшер.
Тот самый, что мерцал сквозь прическу моей последней Таньки.
Избавившись от партнера-экзаменатора, который мог выставить мне
неудовлетворительную оценку, я превратился в экзаменатора сам: нуте-с,
нуте-с, чем порадуете?..
Вид снизу приятно удивил меня. Где некогда все было пусто, голо, теперь
младая роща разрослась... Нет, я вовсе не имею в виду, что в пору нашей
первой дружбы там была такая уж Сахара или что нынешняя картина оказалась
очень уж новой для меня, нет; но покуда Гришка воображала себя казачкой, она
еще позволяла себе промелькнуть передо мной при свете без покрывала,
предавшись же фантазиям о своих черкесских истоках, она сочла необходимым
ужесточить и стандарты целомудрия. И пока она выбирала для своих предков имя
попышнее - темиргои? бжедухи? шапсуги? абадзехи? - меня же больше чаровали
касоги, полки касожские, - ее физическое тело продолжало жить своей тайной
жизнью, и теперь в одном из укромных урочищ вместо подвитых усиков
молоденького казачка, кои в сочетании с диковато-красивым горбоносым
профилем в свое время и побудили меня наделить ее ласковым прозвищем Гришка
Мелехов, чернела раздвоенная бородка заматеревшего есаула, а то и войскового
старшины. Без проблеска седины, хотя в распадках ее волос только
еженедельное воронение гасит зажигающееся вновь и вновь мерцание старинного
серебра, многократно повторенное во всех ее кинжалах и кумганах. Последняя
из адыге...
Отданная в безраздельную власть своему феодалу. Который не торопясь
поднялся с кресла, распустил пояс халата, по-хозяйски раскинул стройные
ноги, стал меж ними на колени и взбил повыше грубую горскую рубаху. Что я,
дятел - бревно долбить, презрительно кривили губы хранители
леспромхозовского любовного кодекса, когда речь заходила о мертвецки пьяных
женщинах, но каждый из нас все равно мечтал оказаться этим дятлом. И сколько
же лет судьба продержала этот подарок у себя за спиной!..
Никакого холода не было и не предвиделось, - пыла, впрочем, тоже: было
самодовольное неторопливое насыщение. Абсолютно мне не свойственное, но я
ведь и не был самим собой! Я лишь отворачивал лицо, чтобы не слышать
всхрапываний, не вдыхать перегара, который старался отравить и разрушить