"Александр Мелихов. При свете мрака (Роман) " - читать интересную книгу авторафрагментарно: пыльные тополя, шелудивые собаки - и вдруг оборвется душа: в
прогале меж серым бетоном хрущевок внезапно вспыхивает в снегах, горящих как алмаз, седой незыблемый Кавказ. И тут же все снова меркнет в горячей пыли и раскаленном бетоне. Помню, Гришка куда-то показывает рукой: это моя школа, - но в глазах у меня остается лишь сетчатая калитка да два бетонных квадрата под нею. По этой же причине решительно не помню, как мы с богоданным батей оказались в гараже, - вдруг пахнуло застоявшимся керосином. Гараж был пуст - "Ладу" год назад угнали абреки. Посуровевший хозяин прикрыл скрипучие ворота, но из-за щелей все было видно. Как тогда с Танькой в тарантасе. Старый казак спустился в ремонтную траншею, присел, пошарил и выбрался наружу с чем-то длинным, умотанным в промасленную ветошь. Размотал - и в пыльных лучах действительно вспыхнула самая настоящая шашка, с продольными желобками вдоль лезвия. Она оказалась намного тяжелее, чем я ожидал, но зато удивительно пришлась мне по руке. Рукоятку составляли две пластины из какого-то дерева с грубой диагональной насечкой, но они были столь благородно отполированы ладонями моих богоданных предков, что я прямо-таки кожей почувствовал их рукопожатие. Я несколько раз еще не в полную силу крест-накрест рассек светящуюся пыль и понял, что наконец-то вернулся к давным-давно знакомому и обожаемому делу. Я подбросил промасленную тряпицу и уже всерьез со свистом рассек ее на лету. клинка, но он не понял, на что я намекаю. А мне надо было бы намекнуть, что у нас в России чужое почти всегда кажется более поэтичным, чем свое. - Раньше за нее срок можно было получить, - тоже со значением ответил мне потомок расказаченных. - Да и сейчас лучше не показывать. Мы набили старый ватник невесть откуда взявшейся соломой и водрузили его на верстак, подобно римскому трофею. Старый рубака ахнул со всего плеча, но только сплющил свою жертву. Я же с потягом развалил ее до седла. И принялся учить старшего товарища по оружию знаменитому баклановскому удару. Однако не успел - ватник слишком быстро распался на никчемные, клубящиеся серой ватой ломти. До сих пор ощущаю в руке эту упоительную тяжесть... Уж до того убедительно с нею чувствуешь себя /кем-то/. Отлично понимаю Гришку: черноокая казачка подковала мне коня - заманчивейшая пьеса для обоих актеров. Но когда она под балдой принимается играть в спектакле одного актера, отводя мне роль бессловесного зрителя... Я знаю, высокие души не могут прожить без мечты о какой-то своей особой миссии в этом мире. И сказку о своем предназначении - коего не имеет ни единый из смертных - невозможно сочинить без сказки о своем происхождении, о заключенных в нем предзнаменованиях. Сказка индивида невозможна без сказки рода, а потому национальные химеры всегда окажутся сильнее личных и корпоративных, - ведь одни только национальные грезы уходят в седую древность, навевая отрадные мечты о каком-то бессмертии... Но в каких же казачьих былях или черкесских небылицах Гришка отыскала, чтобы верная жена, |
|
|