"Агоп Мелконян. Бедный мой Бернардье" - читать интересную книгу автора

И тут раздалось робкое покашливание. Отдергиваю занавес - в зале сидит
болезненного вида субтильный человечек с усталыми глазами.
- Прошу прощения, господин Гамлет, - застенчиво говорит он, - меня
зовут Уэбстер, Фрэнк Уэбстер. Я музейный сторож, с вашего позволения. А
что, продолжение будет?
- Эй, Бернардье! - кричу я. - сидит человек, такой, знаешь, ростом не
вышел...
Бернардье бросает на меня взгляд, красноречиво объясняющий мне, что
ничего глупее он в жизни не слыхивал.
- Разумеется, мой мальчик, представление продолжится! И запомни: люди
делятся не на высоких и низких, а на театралов и нетеатралов.
И вот Бернардье снова появляется на авансцене.
- Вам хотелось бы досмотреть драму о Гамлете, сэр? - вопрошает он.
-Да, если можно. Меня зовут Фрэнк Уэбстер, я награжден за доблесть,
вот меня и назначили музейным сторожем.
- А почему вам этого хочется? - гнет свое Бернардье.
- Я не смогу вам объяснить, сэр.
- Может быть, вам нравится театр?
- Не знаю, сэр. Я не получил образования, сэр. Думаю, меня взволновали
услышанные здесь слова.
- Взволновали? Вы хотите сказать, что вас взволновал театр?
- Я сказал - "думаю". Может, я и ошибаюсь, кто знает. Я человек
необразованный, простой музейный сторож, - неуверенно отвечает зритель.
- Вы словно стесняетесь своего волнения, господин Уэбстер. Да ведь это
так по-человечески!
- Правда? Я не знал. Врач советует не перевозбуждаться, говорит -
сердце может не выдержать. Я ежедневно принимаю кардиолекс.
- Вызванное искусством волнение благотворно, господин сторож. Оно не
возбуждает, а возвышает! С какой сцены вам бы хотелось продолжить
спектакль!
- Мне понравились слова короля: "Удушлив смрад злодейства моего". А
почему злодейство испускает смрад, господин Бернардье?
- Чтобы можно было отличить его от поступков благородных,
нравственных. Впрочем, давайте играть, а не вдаваться в объяснения. Итак,
спектакль продолжается!
Мы выходим на сцену. Играем, как не играли еще никогда. В зале
зритель, и ему понравилась наша игра.
Он хочет понять нас. Он не боится разволноваться, теперь он знает, что
волнение присуще человеку. Я вижу во мраке его глаза, они прямо-таки сияют,
как два светила. Он верит нам! Что еще нужно артисту?
Я заметил, как из уголков его глаз выкатились слезинки, когда Гертруда
сообщила Лаэрту, что река унесла тело безумной Офелии. Ужель природа
оказаться может сильнее срама?
- Остановитесь! - кричит Уэбстер. - Ради бога, остановитесь! Неужто вы
хотите сказать, что она мертва?
- К несчастью, она утонула, - объясняет Бернардье.
- Как вы жестоки, сударь! Жизнью этих беззащитных созданий вы
распоряжаетесь так, словно речь идет о ставших ненужными вещах!
- Я здесь ни при чем, господин Уэбстер, жизнью героев распорядился
Шекспир. Офелия лишилась рассудка от любви, разве это не прекрасно?