"Герман Мелвилл. Я и мой камин" - читать интересную книгу автора

по-настоящему привязан к своему допотопному разлапистому креслу и
престарелому косолапому священнику Уайту, моему соседу, а еще более - к
моему ближайшему соседу - старой вьющейся виноградной лозе, что летними
вечерами составляет мне компанию, непринужденно опираясь о раму, в то время
как я, сидя в комнате, облокачиваюсь о подоконник поблизости от нее; но выше
всего, гораздо выше всего прочего, ставлю я свой стародавний камин с высокой
полкой. Моя же супруга, по причине своей безрассудной тяги к юности,
признает только новое и потому любит свежий сидр осенью, а весной, как если
бы она приходилась родной дочерью самому Навуходоносору,
Прекрасно сознавая свое превосходство в области практической
деятельности, жена неоднократно выступала с предложением целиком принять на
себя ответственность за все мои дела и обязанности. В домашнем государстве
она жаждет моего отречения от престола, дабы я, добровольно сложив с себя
бразды правления, подобно досточтимому Карлу V,[31] Боюсь подтвердить это
под присягой, но, будь данный проект осуществлен, в отдаленном будущем
какому-нибудь Бельцони[32] с помощью светильников, развешанных на должном
расстоянии, вероятно, удалось бы пробраться через кирпичную толщу и
переступить порог столовой, где не предложить ему трапезы для скорейшего
восстановления сил было бы вопиющим попранием законов гостеприимства.
Однако моя неугомонная супруга не прекращала критических нападок,
причем ее планы переустройства не ограничивались нижним этажом, нет,
тщеславные ее устремления шли по восходящей. Со своими проектами она
поднялась на верхний этаж - вплоть до самого чердака. Для ее недовольства
существующим положением вещей некоторые основания, надо признать, все же
имелись. Дело в том, что помимо упомянутой выше маленькой галереи другого
прохода наверх у нас нет. Причину всех неудобств моя супруга усматривала в
камине, который, с присущей ей энергичностью, она презрительно почитала
захватчиком. По всем четырем сторонам камина к нему лепились комнаты, с тем
чтобы обзавестись своим собственным очагом. Камин не шел к ним - и они сами
должны были идти к нему. В результате почти любая из комнат, подобно
философской системе, сама по себе была лишь введением, переходом к другим
комнатам и анфиладам, представлявшим собой, по сути, целую череду введений.
Идущий по дому - как ему казалось, к определенной цели - обнаруживал, что
достигнуть ее не в состоянии. Подобным же образом сбиваются с дороги в лесу:
путешественник мог снова и снова обходить камин, возвращаться к исходной
точке, начинать путь заново - и опять оказываться на прежнем месте. Поистине
(говорю это вовсе не из стремления возвести хулу) на свете еще не было
жилища, столь похожего на лабиринт. Бывало, гости оставались у меня не на
одну неделю, и тем не менее то и дело с изумлением натыкались на
какую-нибудь комнату, о существовании которой ранее даже не подозревали.
Устройство моего дома благодаря камину повергает непосвященных в
глубокое недоумение, но более всего их озадачивает столовая, в которой
имеется целых девять дверей - и куда только они не ведут! Посетитель,
впервые у нас оказавшийся, естественно, не придает значения тому, в какую
именно из дверей он вошел, но по окончании визита, собравшись откланяться,
совершает самые курьезные промахи. Растворив первую попавшуюся дверь, он
вдруг оказывается на ведущей наверх черной лестнице. Тут же захлопнув эту
дверь, делает шаг к другой, однако в ужасе отшатывается от внезапно
разверзшегося у самых его ног погреба. Распахнув третью, видит поглощенную
работой служанку, которая при его появлении вздрагивает от неожиданности.