"Александр Мень. История религии. Том 1" - читать интересную книгу автора

Между Откровением и открытием есть еще одна параллель. Три основных
условия: одаренность, подготовка и воля играют немалую роль в обоих случаях.
Во-первых, одаренность. Если для одного человека легкодоступны самые сложные
формулы высшей математики, а для другого даже простые арифметические
действия - трудный, мучительный процесс, то это нисколько не подрывает
объективной значимости математической науки как таковой. Если одного
человека музыка заставляет плакать, другому доставляет просто удовольствие,
а для третьего она может казаться лишь утомительным шумом, - то это вовсе не
умаляет ее объективной красоты и величия /5/.
Особенно это различие дает себя знать в отношении к высшим типам
познания. Так, если существуют люди, способные "читать" мысли других, то
встречаются и такие, которые с трудом усваивают чужую мысль, даже выраженную
ясным языком. Поэтому нет ничего удивительного в том, что среди многообразия
психических типов должны встречаться люди с различной мистической
восприимчивостью и с различной степенью интенсивности духовной интуиции.
Во-вторых, для каждого очевидно, что познание объекта, недоступного
простому невооруженному глазу, требует специальной подготовительной работы.
Сложнейшие вычисления, тончайшие машины и инструменты, многолетние
кропотливые поиски с неудачами и ошибками - все это предшествует тому, чтобы
проникнуть хотя бы еще на шаг в царство тайн природы. Но если орудием
научного познания являются математическая абстракция и приборы, то в
религиозном познании инструментом становится сам человек и от него требуется
особая внутренняя, духовно-нравственная подготовка.
На это указывал еще Плотин, говоря, что в мистическом знании
"необходимо прежде всего создать орган зрения, похожий на объект созерцания
и равный ему... Душа никогда не увидит красоты, если она сама раньше не
станет прекрасной, и каждый человек, желающий увидеть прекрасное и
божественное, должен начать с того, чтобы самому сделаться прекрасным и
божественным". Великие святые потому и были "боговидцами", что их души были
действительно инструментом Богопознания. И кроме них такими инструментами
являлись миллионы других чистых сердец, искренне любящих Истину. Быть может,
разница в Богопознании религиозных гениев, таких, как Франциск Ассизский,
Тереза Авильская, Мейстер Экхарт, Серафим Саровский, и людей обыкновенного
уровня заключается в том, что для последних встреча с Богом подобна
мгновенной вспышке молнии, за которой нередко вновь наступает мрак, а первые
всем своим существом приобщались Божественной жизни и сами становились ее
носителями. Их сознание восходит на такие ступени созерцания, где бессильны
человеческие слова и мысли. Поэтому-то, когда они пытаются поведать нам об
открывшихся им горизонтах, они с трудом выражают лишь тысячную часть.
Указывая на ту дистанцию, которая отделяет прозрения мистиков от нашего
"житейского" мышления, Морис Метерлинк писал:
"Здесь мы видим себя у предела человеческой мысли и далеко за границами
разума. Тут необыкновенно холодно, тут необыкновенно темно, а между тем вы
не найдете здесь ничего другого, кроме света и пламени. Но для тех, кто туда
вступает, не приноровив душу к новым ощущениям, пламя это и свет так же
холодны, как если бы они были нарисованы. Речь идет здесь о самой точной из
наук. Необходимо пройти здесь пространства самые неприветливые и наименее
обитаемые... Речь идет здесь о науке очень глубокой, а не о сне; сны не
бывают одинаковы, сны не имеют корней, между тем как пламенный цветок
божественной метафизики расцветает из корней мистических, находящихся в