"Александр Мень. У врат Молчания (Духовная жизнь Китая и Индии)" - читать интересную книгу автора

что входишь в какой-то темный неведомый храм: не сразу привыкает глаз к его
полумраку; странное чувство, в котором благоговение смешано с недоумением,
не покидает ни на минуту; постепенно начинаешь различать огромные изваяния,
отсвечивающие позолотой, затянутые синим дымом курений. Все представляетс
непривычным, волнующим и одновременно жутким...
В Европе, которая познакомилась с Упанишадами в XVIII в., они встретили
восторженный прием; многие сочли их наиболее возвышенными из священных книг
Востока. . Впрочем, находились и хулители, которые видели в них только
мешанину из азиатских суеверий.
Трудно согласиться с обеими крайностями. Упанишады, вне всякого
сомнения, представляют собой высокий взлет человеческого духа. Но если правы
те, кто, исправляя старую ошибку, начинают теперь историю философии не с
Греции, а с Индии, то говорить о превосходстве Упанишад над западной мыслью
по меньшей мере рискованно.
Дело в том, что Упанишады отнюдь не ограничиваются религиозной сферой;
они содержат метафизические системы, элементы натурфилософии, социологии и
этики. Но именно эта попытка дать цельное миросозерцание уводит Упанишады
дальше всего от цельности.
Мы сравнивали их с храмом. Их можно сравнить и с баньяном, индийской
смоковницей. При первом взгляде на баньян не всякий сможет догадаться, что
это одно дерево, а не целая роща. Длинные ветви смоковницы, свиса до земли,
пускают в нее корни, и таким образом вокруг материнского ствола образуется
целый лабиринт - тенистый зеленый дворец с фантастическими галереями,
гротами и залами. Таковы и Упанишады. Старое живет в них по соседству с
новым, все спутано, перевито в этом причудливо разросшемся организме: грубые
мифологические представления, язычество, элементы материализма и магии
уживаются здесь с утонченным пантеизмом, глубокими философскими мыслями
/12/. Язык Упанишад, как правило, настолько туманен, термины настолько
текучи, что ставить их философию выше, например, платонизма нет никаких
оснований.
Претендуя на познание всех тайн природы и человека, авторы Упанишад
слишком пренебрегали разумом. Сколь бы ни была глубока сила интуиции, она
всегда нуждается в помощи разума как начала кристаллизующего и дополняющего
то, что открыто созерцанием.
Лишь трудами средневековых индийских комментаторов и позднейших
европейских (или европеизированных) философов удалось из нестрой ткани
Упанишад извлечь определенную систему миросозерцания./13/.
Что касается религиозной ценности их, то мы сможем говорить об этом,
лишь обозрев брахманское учение в целом. Пока же должно сказать одно: при
всем различии в стиле и характере Упанишад они совершенно очевидно
составляют одну духовную традицию.
Наиболее ранние из них записаны между VIII и VI веками до н.э., и,
следовательно, авторов их нужно отнести к тому потоку религиозной истории,
который шел наперекор древнему магическому миросозерцанию/14/.
О создателях Упанишад: Яджнявалкье, Уддалаке, Катхе и других кроме имен
почти ничего не известно, но они безусловно принадлежат к числу величайших
мудрецов Индии и всего человечества. Не архаические наслоения или отголоски
мифов и образов, а порыв духа к Запредельному составляет самую суть, ядро
Упанишад. И именно это стремление дает право говорить о как о целом. Подходя
к нему с таким критерием, мы постараемся теперь сквозь причудливое