"Дмитрий Мережковский. Воскресшие боги" - читать интересную книгу автора

Се Бог - се человек (лат.).


"Если тяжелый орел на крыльях держится в редком воздухе, если большие
корабли на парусах движутся по морю,- почему не может и человек, рассекая
воздух крыльями, овладеть ветром и подняться на высоту победителем?"
В одной из своих старых тетрадей прочел Леонардо эти слова, написанные
пять лет назад. Рядом был рисунок: дышло, с прикрепленным к нему круглым
железным стержнем, поддерживало крылья, приводимые в движение веревками.
Теперь машина эта казалась ему неуклюжей и безобразной.
Новый прибор напоминал летучую мышь. Остов крыла состоял из пяти
пальцев, как на руке скелета, многоколенчатых, сгибающихся в суставах.
Сухожилие из ремней дубленой кожи и шнурков сырого телка, с рычагом и
шайбой, в виде мускула, соединяло пальцы. Крыло поднималось посредством
подвижного стержня и шатуна. Накрахмаленная тафта, не пропускавшая воздуха,
как перепонка на гусиной лапе, сжималась и распускалась. Четыре крыла ходили
крест-накрест, как ноги лошади. Длина их - сорок локтей, высота подъема -
восемь. Они откидывались назад, давая ход вперед, и опускались, подымая
машину вверх. Человек, стоя, вдевал ноги в стремена, приводившие в движение
крылья посредством шнуров, блоков и рычагов. Голова управляла большим рулем
с перьями, наподобие птичьего хвоста.
Птица, прежде чем вспорхнуть с земли, для первого размаха крыльев,
должна приподняться на лапках: каменный стриж, у которого лапки короткие,
положенный на землю, бьется и не может взлететь. Две тростниковые лесенки
заменяли в приборе птичьи лапки.
Леонардо знал по опыту, что совершенное устройство машины
сопровождается изяществом и соразмерностью всех частей: уродливый вид
необходимых лесенок смущал изобретателя.
Он погрузился в математические выкладки: искал ошибку и не мог найти.
Вдруг со злобой зачеркнул страницу, наполненную мелкими тесными рядами цифр,
на полях написал: "неверно!" и сбоку прибавил ругательство большими,
яростными буквами: "К черту!"
Вычисления становились все запутаннее; неуловимая ошибка разрасталась.
Пламя свечи неровно мигало, раздражая глаз. Кот, успевший выспаться,
вспрыгнул на рабочий стол, потянулся, выгнул спину и начал играть лапкою с
изъеденным молью чучелом птицы, подвешенным на бечевке к деревянной
перекладине,-прибором для определения центра тяжести при изучении полета.
Леонардо толкнул кота, так что он едва не упал со стола и жалобно мяукнул.
- Ну, Бог с тобой, ложись, где хочешь,-только не мешай.
Ласково провел рукою по черной шерсти. В ней затрещали искры. Кот
поджал бархатные лапки, важно улегся, замурлыкал и устремил на хозяина
неподвижные зеленоватые зрачки, полные негой и тайною.
Опять потянулись цифры, скобки, дроби, уравнения, кубические и
квадратные корни. Вторая бессонная ночь пролетала незаметно. Вернувшись из
Флоренции в Милан, Леонардо провел целый месяц, почти никуда не выходя, в
работе над летательной машиной.
В открытое окно заглядывали ветки белой акации, иногда роняя на стол
нежные, сладко-пахучие цветы. Лунный свет, смягченный дымкой рыжеватых
облаков с перламутровым отливом, падал в комнату, смешиваясь с красным