"Д.С.Мережковский. Религия" - читать интересную книгу автора

всемирно-историческое имя и действие - явится как церковь Иоанна, рядом с
церковью Петра и Павла; - тогда-то кончится отступление Петра, и Петр
соединится с Иоанном, и примирит Иоанн Петра с Павлом; православие - свобода
Христова - в любви примирит католичество с протестантством - веру с разумом.
В камень Петра, в скалу предания ударит молния откровения, и потечет из
камня ключ воды живой. И в этом окончательном соединении церквей трех
Верховных Апостолов - Петра, Павла, Иоанна - во единую соборную и
апостольскую, уже, действительно, вселенскую Церковь Святой Софии,
Премудрости Божьей, коей глава и первосвященник Сам Христос, совершатся
последние судьбы христианского мира.
На Западе, под сенью церкви Петра, "состарившегося", ведомого "другим",
совершилось первое подготовительное Возрождение, которое принято было за
возрождение "языческое", потому что от Рафаэля до Гете и Ницше,
бессознательно искало оно "Святой Плоти" в язычестве, не найдя ее в старом
христианстве, с его бесплотною святостью. Не совершится ли на Востоке второе
и окончательное, не языческое, а христианское Возрождение, которое найдет
Святую Плоть, потому что будет сознательно искать ее уже в самом
христианстве? Кажется, второе Возрождение это и начинается, действительно,
ежели не в самой русской церкви, то около нее и близко к ней, именно в
русской литературе, до такой степени проникнутой веяниями нового
таинственного "христианства Иоаннова", как еще ни одна из всемирных
литератур.
Вот почему Определение Синода о Л. Толстом имеет такое огромное и едва
ли даже сейчас вполне оценимое значение: это ведь, в сущности, первое, уже
не созерцательное, а действенное и сколь глубокое, историческое
соприкосновение русской церкви с русскою литературою пред лицом всего
народа, всего мира. И хотя соприкосновение это пока лишь обоюдно
отрицательное, но уже и теперь, кажется, предвидима возможность иных,
гораздо более глубоких и действенных, обоюдно утверждающих соприкосновений.
До какой степени я убежден, что свидетельство церкви о неверии Л.
Толстого, как мыслителя, в христианского личного живого Бога-Отца и в
Единородного Сына Божьего, а следовательно, и свидетельство об его отпадении
от христианства есть истина, - видно из того, что многие страницы
предлагаемого исследования, написанные еще до Определения Синода, посвящены
были доказательству этой истины. Но вот вопрос: исчерпывает ли религиозная
мысль, сознание Л. Толстого всю глубину его подлинного религиозного
существа?
"Можно многое знать бессознательно", - говорит Достоевский. Кажется,
слово это ни на ком не оправдалось в большей мере, чем на Л. Толстом: вот
кто бесконечно многое "знает бессознательно". Уже не отдельными страницами,
а всею книгою моею я ведь только и старался показать, до какой степени
слабо, скудно, мимолетно все, что Л. Толстой сознает, во что он верит или не
верит, как мыслитель, - по сравнению с тем, что он "знает бессознательно",
как вещий "тайновидец плоти"; всею книгою моею я старался показать, что в Л.
Толстом живут и всегда жили два не только отдельные, но иногда и совершенно
друг другу противоположные, враждебные существа, "два поочередно сменяющиеся
характера", как бы два человека; маленький мыслитель, лже-христианин,
"старец Аким", и великий подлинный язычник, дядя Ерошка. Что обманчивый
"двойник", призрачный "оборотень", "самозванец" Л. Толстого, не столько даже
"мыслящий", сколько "умствующий" старец Аким, отпал от Христа и в своем