"Д.С.Мережковский. Религия" - читать интересную книгу автора

"Таково, - заключает он свое исследование, - дело наполеоновской
политики, дело эгоизма, которому служит гений: в его общеевропейском здании,
как и в здании французском, надо всем господствовавший эгоизм испортил
постройку". К этому Тэн никаких оговорок не делает, не объясняет нам, что,
собственно, разумеет он под словом "эгоизм", как будто для него совершенно
ясно и просто это, на самом деле, одно из самых темных, сложных,
злоупотребляемых человеческих слов. С точки зрения какой, собственно,
нравственности "эгоизм" Наполеона оказывается в глазах исследователя таким
первоначальным и несложным явлением?
Во всяком случае, эта точка зрения - простодушно ли позитивной,
"альтруистической", или простодушно "христианской" нравственности -
находится в самом непримиримом противоречии с точкою зрения, на которой
стоял Тэн в продолжение всего своего исследования, и с которой уже, конечно,
всего менее можно было предвидеть этот последний, столь бесповоротный,
приговор.
Вот, между прочим, какими знаменательными словами начинает он свою
книгу: "Безмерный во всем, но еще более странный, не только переступает он
за все черты, но и выходит из всех рамок - non seulement il est hors ligne,
mais il est hors cadre; своим темпераментом, своими инстинктами, своими
способностями, своим воображением, своими страстями, своею нравственностью
он кажется отлитым в особой форме, из другого металла, чем его сограждане и
современники".
Итак, по мнению Тэна, нравственность Наполеона есть нравственность
человека, "отлитого в особой форме". Эта, как бы нечеловеческая, совесть
Наполеона, невольно совершаемая им оценка или "переоценка" всех цен
человеческих, будучи явлением "особого" порядка, казалось бы, и подлежит
исследованию с особой точки зрения? Одно из двух: или положение Тэна об
исключительности Наполеона, не только как исторического, но и
психологического, нравственного явления, и есть эта особая точка зрения,
став на которую и производит он все свое дальнейшее исследование; или слова
эти - только ровно ничего не значащая фраза, для которой самоисследование
служит риторическим развитием и распространением: в первом случае - вывод
уничтожается посылкою, во втором - внутреннее ничтожество посылки
обнаруживается выводом.
Приводя слова одного из ожесточенных врагов Наполеона, m-me de Stael,
Тэн, по-видимому, соглашается с этим отзывом, действительно глубоким:
"Страх, внушаемый Наполеоном, - говорит m-me Stael, - происходил от
особенного действия личности его, которое испытывали все, кто к нему
приближался. Я встречала в жизни моей людей, достойных уважения, встречала и
людей презренных; но в том впечатлении, которое произвел на меня Бонапарт,
не было ничего, напоминающего тех или других. - Я скоро заметила, что
личность его не могла быть определима словами, которые мы привыкли
употреблять. Он не был ни добрым, ни злым, ни милосердным, ни жестоким в том
смысле, как известные нам люди. Такое существо, не имеющее себе подобного,
не могло, собственно, ни испытывать, ни внушать сочувствия; это был больше
или меньше, чем человек: его наружность, его ум, его речи носили на себе
печать какой-то чуждой природы. И страх мой не только не уменьшался, но тем
более увеличивался, чем чаще я встречалась с ним. Я смутно чувствовала, что
никакое движение сердца не может на него действовать. Он смотрит на
человеческое существо, как на обстоятельство, или на вещь, но не как на себе