"Д.С.Мережковский. Религия" - читать интересную книгу автора

предназначении - церковь Плоти Святой и Духа Святого?
Как бы то ни было, вопрос об отношении Святого Духа к Святой Плоти,
кажущийся только вопросом созерцательной мистики, имеет уже и теперь
огромное жизненное, действенное значение, как это, между прочим, видно из
случая с Л. Толстым. Толстовский нигилизм - один из многих симптомов
болезни, охватившей весь христианский мир, - болезни бесплотной духовности,
которая есть только личина бездушной плотскости, - болезни спиритуализма,
который есть только личина материализма.
Во имя чего, собственно, восстал Л. Толстой на церковь? Во имя
бесплотной духовности - против Духа и Плоти. Он отрицает все три тайны
Святой Плоти, заключенные в христианских таинствах и догматах: тайну
Воплощения, тайну Приобщения (Евхаристии), тайну Воскресения Плоти. Он
отрицает их, потому что усматривает в них чудовищный религиозный
материализм, "колдовство", "магию", кощунственное "обоготворение плоти", как
он в высшей степени знаменательно выражается в своем "Ответе Синоду". Он
восстал на церковь, потому что восстал на плоть, потому что не хочет никакой
плоти, гнушается всякою плотью, как чем-то грубым, грешным, грязным,
мертвым, бездушным, потому что не верит в Святую Плоть, а верит только в
бесплотную святость. Бог есть дух - это он понял, только это одно он и понял
из всего исторического христианства, но зато в этом он даже как будто более
историчен и более "христианин", чем само историческое христианство. Да, как
это ни странно, в своем восстании на церковь Л. Толстой, конечно, в узком,
ограниченном смысле, более церковен (клерикален), чем сама церковь. Аскетизм
исторического христианства, отрицание плоти, бесплотную духовность доводит
он до последнего логического предела и до самоотрицания, до бессмыслицы. Бог
есть совершенное отрицание плоти; плоть - мир, плоть - все; Бог есть
совершенное отрицание мира, отрицание всего - чистый дух, чистое ничто. Как
вино, вследствие особого брожения, превращается в уксус, так христианство Л.
Толстого превращается в буддийский нигилизм, в религию небытия, нирваны,
обожествленного ничто Л. Толстой страшен тем, что его крайний спиритуализм,
который служит лишь маскою для бессознательного крайнего материализма и
нигилизма, есть неизбежное следствие одностороннего аскетизма исторического
христианства. Этот соблазн охватившего Европу буддийского нигилизма -
соблазн бесплотной духовности, чистого духа, как чистого "Ничто" и воли к
этому "Ничто" ("Wille zum Nichts", по гениальному выражению Ницше)
христианство может преодолеть, только вернувшись от аскетического
противоположения "чистого духа" "нечистой плоти" к основной своей идее - к
идее о мистическом единстве, равноценности, равносвятости Духа и Плоти.
Тот же самый вопрос, который перед церковью ставит мнимое христианство
Л. Толстого отрицательно, - ставит и положительно подлинное
анти-христианство всей западноевропейской культуры - с особенною силою
именно в наше время, в лице последнего и совершеннейшего выразителя этой
антихристианской культуры - в лице Ницше. Ницше, со своими откровениями
нового оргиазма, "святой плоти и крови", воскресшего Диониса - на Западе; а
у нас, в России, почти с теми же откровениями - В. В. Розанов, русский
Ницше. Я знаю, что такое сопоставление многих удивит; но когда этот
мыслитель, при всех своих слабостях, в иных прозрениях столь же гениальный,
как Ницше, и, может быть, даже более, чем Ницше, самородный, первозданный в
своей антихристианской сущности, будет понят. То он окажется явлением, едва
ли не более грозным, требующим большего внимания со стороны церкви, чем Л.