"Д.С.Мережковский. Жанна д'Арк ("Лица святых от Иисуса к нам" #3)" - читать интересную книгу автора

веков до св. Терезы.
Кто спас Францию в первой, едва ее не погубившей войне XV века, знают
все - Жанна; а кто спас ее во второй войне XX века, знают, может быть,
только "маленькой Сестры Терезы, Девы Окопов", маленькие братья, солдаты
Великой войны. Первые молитвы шептались ей там, в огне и крови; святости
первым венцом увенчано "мира Дитя любимое" там, в миру. "Надо бы нам
поторопиться, чтобы голос народов нас не предупредил", - говорили сановники
Римской церкви, когда зашла речь о признании Терезы святой.[5] Но как ни
торопились - не успели: голосом мира предупрежден был голос Церкви.
Первый певец Жанны, одна из первых жертв Великой войны, Шарль Пэги,
писавший "Таинство любви Жанны д'Арк" в те самые дни (1898 г.), когда
умирающей Терезе, будущей "святой Деве Окопов", снился вещий сон о войне, -
не успел, но мог бы узнать, как никто, в этих двух святых, Жанне и Терезе,
одну святую душу Франции.[6]


IV

"Жанна, смерть твоя спасает Францию", - молится Тереза, живя и умирая в
вещем сне. Францию не только спасла, но и спасает смерть Жанны.
Снова приди, спаси![7]
Кажется, теперь, в XX веке, спасение еще труднее и требует если не
большей, то уже совсем другой, новой святости, чем тогда, в XV веке. Если бы
Жанна пришла сейчас, то около нее началась бы, может быть, внутренняя война
между самими французами, более жестокая, чем та, с англичанами, внешняя, от
которой едва не погибла Франция.
В той войне французы прозвали англичан "Годонами", Godons, за вечную
брань с хулой на имя Божие: "God damn", а также - "Хвостатыми", Coues, за
то, что мучили они французов в их же собственной земле, как дьяволы в аду
мучают грешников.[8] Чувство суеверного ужаса, которым внушены эти два
прозвища, слишком понятно: нечто в самом деле небывалое за память
христианского человечества происходило в этой войне-нашествии - убийство
одного народа другим, в мертвом молчании всего христианского мира и Церкви.
"Люди с хвостами" кажутся нам нелепым вымыслом средних веков; но
слишком памятен и нам ужас Великой войны - земного ада, где человек человеку
был дьяволом, чтоб не задуматься, нет ли чего-то действительного в
религиозном опыте христианства, олицетворяющем крайнее в человеке,
нечеловеческое зло, в образе ада и дьявола.
Первое нашествие Годонов, Хвостатых, на Францию - только детская игра
по сравнению со вторым нашествием - Великой войной. Кончилась как будто
война, а на самом деле, может быть, продолжается, и кажущийся мир - только
перемирие накануне второй войны, величайшей и последней, потому и воевать
было бы некому в третьей.
Между старыми и новыми Годонами разница та, что нашествие тех было
внешнее, а этих - внутреннее; те были чужие, а эти - свои; те были народом,
а эти всемирны, или, говоря о гнусном деле гнусным словом,
"интернациональны"; тех были десятки тысяч - горсточка, а этих - миллионы, и
с каждым днем плодятся они и множатся так, что кажется иногда, что скоро
совсем не будет цельных людей - французов, немцев, англичан, а все будут
только на одну половину людьми, а на другую - "Годонами", "Хвостатыми".