"Д.С.Мережковский. В тихом омуте (о Леониде Андрееве)" - читать интересную книгу автора

Нет религии, потому что нет чуда? Какой вздор! Вот опыт физики: один из
двух подвязанных на ниточке шариков ударяет о другой и приводит его в
движение. Легко сказать: приводит в движение. Но что это значит? Мы только
видим, что механическая энергия из частиц одного тела передается частицам
другого, но как передача совершается - не знаем и даже представить себе не
можем; в самом деле, для того чтобы передаться от одного тела к другому,
энергия должна быть хоть на мгновение между телами, вне материи - логическое
представление, физически непредставимое: тут наша логика расходится с нашей
физикой, тут для нашего знания зияющий прерыв. И такими прерывами,
провалами, коих края как бы очерчивают облики невидимых чудес, полон мир.
Основа всех явлений - тайна, непознаваемое, непредвидимое, то есть
отверзтость, готовность к чуду. Для того чтобы все явления выступили из
порядка причинности, как звезды из ночного неба, засветились внутренним
светом чуда, нужно, чтобы они повернулись к явлению, соединяющему оба
порядка, к единому солнцу, к единому чуду, к плоти воскресшей.
А пока нет религии, нет последнего соединения - есть только
метафизические сплетения обоих порядков, тончайшая паутинка, в которой
дрожат миры и созвездия, как утренние капли росы. В эту-то страшную звездную
паутинку, которой и мудрецам не распутать, - в вопрос о чуде, ступил о.
Василий, косолапый мужичище своим сапожищем, - ступил и провалился. Ему бы
не о чудесах думать, а вбивать сваи да петь дубинушку.
Жаль о. Василия. Но кого же винить? Во всяком случае, не метафизику, не
судьбу, не Бога, а разве губернскую консисторию, которая назначает глупых
попов. Да, как ни повертывай, а приходится кончить тем, с чего я начал: о.
Василий просто глуп.
Но ведь и глупые страдают; у них нет сознания, зато есть боль, и, может
быть, даже чем слабее сознание, тем сильнее боль. Об этой боли умные молчат,
а глупые вопят. Но когда все религиозные неверующие люди - а таких теперь с
каждым днем все больше - поймут, что жизнь без Бога и смерть без воскресения
делают не только каждого человека в отдельности, но и все человечество
"гниющей массой", когда они это поймут окончательно, то что же останется им
всем, равно глупым и умным, как не завопить вместе с Василием Фивейским,
потрясая неподвижный труп: "Да говори же ты, проклятое мясо!"

ГЛАВА IV

Тем же религиозным недоумениям или, вернее, той же религиозной боли,
которой Андреев коснулся впервые в "Жизни Василия Фивейского", посвящено
главнейшее произведение его, едва ли случайно написанное от 1905 до 1907
года, то есть в годы русской революции. Может быть, сам автор не сознавал,
но для читателя ясно, что "К звездам", "Савва" и "Жизнь человека" - три
части одного целого, одной трилогии.
Как будто испугавшись вопроса о чуде в новой религии, Андреев повернул
назад, к старой позитивной религии без чуда.
Нет чуда, нет воскресения, нет личного бессмертия; но есть безличное;
все умирают, но все живет; смерть всех - бессмертие всего.
Герой первой части трилогии "К звездам" - великий астроном, Сергей
Николаевич, узнав о смерти сына, говорит: "У меня нет детей. Для меня
одинаковы все люди... Я думаю обо всем... Я вижу мириады погибших... и тех,
кто погибнет; я вижу космос - везде торжествующую безбрежную жизнь, - и я не