"Проспер Мериме. Голубая комната (Новеллы)" - читать интересную книгу автора

спутнице выйти из вагона так, чтобы не видно было ее ножек, какой-то
человек "выскочил на платформу из соседнего купе. Он был бледен, даже
желт, с впалыми, налитыми кровью глазами, плохо выбрит - признак, по
которому часто можно узнать большого преступника. Платье у него было
чистое, но крайне изношенное. Его сюртук, когда-то черный, а теперь серый
на спине и на локтях, был застегнут до самого верха, вероятно, для того,
чтобы не видно было жилета, еще более вытертого. Он подошел к англичанину
и смиренно начал:
- Uncle!.. [дядюшка (англ.)]
- Leave me alone, you wretch! [Оставь меня в покое, негодяй! (англ.)] -
закричал англичанин, и серые глаза его загорелись гневом.
Он направился к выходу.
- Don't drive me to despair [не доводите меня до отчаяния (англ.)], -
продолжал другой голосом жалобным и в то же время почти угрожающим.
- Присмотрите, пожалуйста, одну минуту за моими вещами, - сказал старик
англичанин, бросая к ногам Леона свой чемодан.
Затем он схватил за руку человека, который к нему обратился, отвел или,
вернее, толкнул его в угол, где, по его расчетам, их нельзя было слышать,
и стал что-то говорить ему, казалось, очень резким тоном. Потом он вынул
из кармана несколько бумажек, скомкал их и сунул в руку человека, который
называл его дядей. Тот взял бумажки, не поблагодарив, и почти сейчас же
исчез.
В N. только одна гостиница, и потому нет ничего удивительного, что
через несколько минут туда сошлись все действующие лица этой правдивой
истории. Во Франции всякий путешественник, который имеет счастье идти под
руку с хорошо одетой дамой, может быть уверен, что во всех гостиницах ему
отведут лучшую комнату; недаром всеми признано, что мы - самый учтивый
народ в Европе.
Если комната, отведенная Леону, была лучшей в гостинице, то это не
значит, что она была вполне хороша. В ней стояла широкая кровать орехового
дерева с ситцевым пологом, на котором лиловой краской была изображена
трагическая история Пирама и Фисбы (*2). Стены были оклеены обоями с видом
Неаполя и множеством фигур; к сожалению, шутники-постояльцы от нечего
делать пририсовали усы и трубки всем мужским и женским фигурам, а небо и
море были исписаны множеством глупостей в стихах и в прозе. На этом фоне
висело несколько гравюр: "Луи-Филипп присягает конституции 1830 года",
"Первая встреча Жюли и Сен-Пре" (*3), "Ожидание счастья" и "Сожаление" с
картин Дюбюфа (*4). Комната эта называлась голубой, так как два кресла,
стоявшие по правую и по левую сторону камина, были обиты голубым
утрехтским бархатом; но в течение уже многих лет на них были надеты
коленкоровые серые чехлы с малиновыми кантиками.
Пока служанки хлопотали около вновь прибывшей дамы, предлагая ей свои
услуги, Леон, сохранявший здравый смысл, несмотря на всю свою
влюбленность, пошел на кухню заказать обед. Потребовалось все его
красноречие и даже подкуп, чтобы добиться обещания, что обед им подадут в
комнату; но представьте себе его ужас, когда он узнал, что в общей
столовой, находившейся рядом с его комнатой, господа офицеры 3-го
гусарского полка, пришедшие в N. на смену господам офицерам 3-го
егерского, собираются сегодня объединиться с этими последними за
прощальным обедом, где будет царить полная непринужденность. Хозяин клялся