"Проспер Мериме. Голубая комната (Новеллы)" - читать интересную книгу автора

всеми святыми, что, не считая природной веселости, свойственной
французским военным, господа гусары и господа егеря известны всему городу
как люди весьма благоразумные и добродетельные и что их соседство
нисколько не потревожит вновь приехавшую даму, ибо господа офицеры имеют
обыкновение вставать из-за стола еще до полуночи.
Когда Леон, весьма смущенный этим сообщением, несмотря на уверения
хозяина, возвращался в голубую комнату, он обратил внимание на то, что
англичанин занял соседнюю с ним комнату. Дверь была открыта. Англичанин
сидел за столом, на котором стояли стакан и бутылка, и смотрел на потолок
с таким вниманием, будто считал разгуливающих там мух.
"Какое нам дело до соседей? - подумал Леон. - Англичанин скоро
напьется, а гусары разойдутся до полуночи".
Войдя в голубую комнату, он первым делом проверил, есть ли задвижки и
хорошо ли заперты двери, сообщающиеся с соседними комнатами. Со стороны
англичанина дверь была двойная, а стена капитальная. Со стороны гусар
стена была тоньше, но дверь запиралась на ключ и задвижку. В конце концов,
это была более надежная защита от любопытных, чем каретные занавески. А
ведь сколько людей, сидя в фиакре, считают себя отделенными от всего мира!
Положительно, самое пылкое воображение не может представить себе более
полного счастья, чем блаженство двух молодых влюбленных, после долгого
ожидания оказавшихся наедине, вдали от ревнивцев и любопытных, и
получивших возможность досыта наговориться о перенесенных ими страданиях и
вкусить наслаждение полной близости. Но дьявол всегда находит способ влить
каплю горечи в чашу счастья. Джонсон (*5) сказал, - хотя и не первый, ибо
он заимствовал эту мысль у одного греческого писателя, - что никто не
может сказать: "Сегодня я буду счастлив". Истина эта, признанная в столь
отдаленные времена величайшими философами, до сих пор неизвестна еще
большому количеству смертных, и в особенности большинству влюбленных.
Во время довольно посредственного обеда в своей голубой комнате,
состоявшего из нескольких блюд, похищенных со стола гусар и егерей, Леон и
его спутница очень страдали от разговоров, которые вели между собой
военные в соседнем зале. Там говорили не о стратегии и не о тактике, и я
не стану передавать содержание этой беседы.
Это был ряд нелепых историй, почти сплошь вольного содержания, и
сопровождались они громким смехом, к которому иногда трудно было не
присоединиться и нашим влюбленным. Подруга Леона не была чересчур
чопорной; но есть вещи, которые неприятно слышать даже наедине с любимым
человеком. Положение делалось все более затруднительным. Леон счел нужным
спуститься на кухню и попросить хозяина передать обедающим, что в соседней
комнате находится больная женщина, которая надеется, что учтивость побудит
их шуметь не так сильно.
Метрдотель, как всегда при парадных обедах, совсем захлопотался и не
знал, кому отвечать. В ту минуту, когда Леон давал ему поручение к
офицерам, лакей требовал от него бутылку шампанского для гусар, а
горничная - портвейну для англичанина.
- Я ему сказала, что у нас нет портвейна, - прибавила она.
- Дура! У нас есть все вина. Я найду ему портвейн! Принеси мне бутылку
сладкой настойки, бутылку красного в пятнадцать су и графин водки.
Сфабриковав в одну минуту портвейн, хозяин вошел в общий зал и исполнил
поручение Леона. В первое мгновенье его слова возбудили страшную бурю.