"Израиль Меттер. Пятый угол" - читать интересную книгу автора

Израиль Меттер


Пятый угол

...Ни на что не хочу откликаться. Никогда еще не было у меня такого
стремления к одиночеству. Удирая надолго из города в поселок, выключаюсь из
штепсельной розетки - живу обесточенный. Руководствуюсь эмоциями: озираясь
на свою длинную жизнь, вижу, что именно эмоции понуждали меня изредка
совершать верные поступки. Веление души точнее и чище императивов разума.
Друг моего далекого детства Саша Белявский погиб под Киевом в первый
год войны. Но еще задолго до его смерти мы виделись с ним так редко, что,
встречаясь, испытывали оба странное чувство: давнее знакомство обязывало нас
к близости, но близости этой не было, пожалуй, именно из-за давнего
знакомства.
Нас связывали детские воспоминания, окаменевшие, как на любительской
фотографии. Все, что мы помнили, можно было перечислить по пальцам:
какая-то, уже нереальная, дача под Харьковом, гамак, на котором мы качались,
жуки в спичечных коробках, гроза с градом, игра в индейцев. Доброе, глухое
детство, отгороженное от всего мира, от злого потока внешней информации, как
теперь принято говорить - оно не давало нам права на взрослую дружбу.
Мы росли в очень разных семьях. Отец Саши, крещеный еврей, был видным
харьковским юристом. В моем нищем дворе на Рыбной улице к таким людям
относились путанно: их уважали, но с оттенком презрения. Осуществленная
мечта дореволюционного еврея - высшее образование, купленное ценой измены,
это и порождало двойственное отношение к Сашиному отцу. В те далекие времена
предательству еще умели удивляться, да и платили за него Дороже, чем нынче.
В конце двадцатых годов я уехал с Украины в Ленинград, и с тех пор мы
виделись с Сашей от случая к случаю: то он приедет в командировку на север,
то я появлюсь у своих родных в Харькове. Встречаясь, мы начинали с того
места, на котором остановились в детстве, и уже никак было не сдвинуться
вперед.
Я знал, что Саша окончил филологический факультет.
Он знал, что я ничего не окончил.
Ему было проще учиться в двадцатые годы, нежели мне: при поступлении в
институт - Саша шел по третьей категории - сын интеллигента. А было этих
социальных категорий пять: рабочие, крестьяне, интеллигенция, служащие,
кустари и пр. Я числился по самой последней, по пятой. Отец мой кормил семью
из шести человек всеми доступными ему кустарными способами. Вот тогда-то я
впервые и понял, что значит анкета и как она ровным счетом ничего не
отражает в человеческой жизни.
Мы жили бедно, но анкетное клеймо горело на моем лбу - сын частника. С
тех пор прошло сорок лет, и за этот огромный для одной человеческой жизни
срок я казнил себя за многие свои пороки, кроме единственного: мне никогда
не удавалось изловить себя хоть на какой-нибудь мелочи, типичной именно для
сына частника.
Четыре года подряд я сдавал экзамены в институты, перетаскивая свои
позорные документы из одной приемной комиссии в другую, и четырежды не
находил своей фамилии в длинных списках принятых.
Не было у меня злобы на это.