"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу автора Валерьян Семенович долистал документы до конца, вынул из кармана брюк
маленькую гребенку в чехле, причесал свой ежик и посмотрел гребенку на свет, потом, дунув на нее, сказал: - У нас имеется относительно вас одна идея. Как бы вы посмотрели на то, чтобы занять должность директора школы? - Но я ничего не умею. - Поможем, - сказал Валерьян Семенович. - Человек вы молодой, энергичный... Валерьян Семенович тут же снял телефонную трубку, назвал какой-то номер и внушительным голосом доложил: - С Грибковской школой в порядке, Андрей Михайлович! Я тут подыскал одного человечка, с учетом деловых и политических качеств... Хорошо. Непременно... Заканчиваю, Андрей Михайлович. Все матерьялы собраны, осталось только оформить конкретные предложения... Повесив трубку, Валерьян Семенович взглянул на свои карманные часы, лежащие на столе, и сказал: - Сегодня Андрей Михайлович делает доклад на сессии исполкома. Думаю, что лучше всего, если вопросы будут возникать у вас в рабочем порядке. Мой совет: постарайтесь возглавить коллектив педагогов и учащихся. В Грибковской школе очень дельный завуч - Нина Николаевна Шебунина. Консультируйтесь с ней... - Он потер лоб, вспоминая, чем бы еще напутствовать нового молодого директора. - Да, вот еще: пожалуйста, не задерживайте сведения! Затем Валерьян Семенович встал, аккуратный, чистенький, весь в белом, от него пахло мятным зубным порошком, пожал руку Сергею и произнес: - Поздравляю вас, товарищ Ломов! Как устроились? осмыслить события. И когда завсектором школ движением своей пухлой ручки передал его инспектору - той самой молоденькой полной женщине, что сидела за фикусом, - и она тихим голосом стала объяснять ему, как проехать сперва в Поныри, в роно, а оттуда в Грибково, Ломов записывал, кивал головой, даже задавал вопросы, но его не оставляло ощущение, что происходит это нынче не с ним, а с кем-то другим и он, Сергей, обязан вмешаться, объяснить, что все это чушь, какой же из него директор... В поезде, по дороге в Поныри, страх отпустил его. Привыкать надо было ко всему. После неуютной комнаты студенческого общежития, где возле окна стояла узкая койка Ломова, у него вдруг оказалась своя квартира - две комнаты и кухня, - свой кабинет в школе, да и все несуразное здание школы принадлежало теперь ему, он отвечал за него. Над столом в его кабинете висел телефон. Звонили из роно, из рика, из райкома. Первые дни он внутренне вздрагивал, когда просили к телефону директора школы. Казалось, что сейчас кто-нибудь задаст ему вопрос, к которому он неряшливо подготовился, и он позорно срежется. На тысячу километров в окружности здесь не было ни одного человека, который называл бы его привычным именем - Сергей, Серега, Сережка. Всю его длинную двадцатитрехлетнюю жизнь его учили, и даже распорядок этой жизни был определен не им. Ему читали лекции, он сдавал зачеты и экзамены, заседал в курсовом комитете, получал стипендию, дежурил в комнатной студенческой коммуне, дружил, спорил, ссорился с товарищами и вечно торопил время, дожидаясь того часа, когда выплывет из узкого институтского залива на простор житейского моря. |
|
|