"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу автора

Валерьян Семенович долистал документы до конца, вынул из кармана брюк
маленькую гребенку в чехле, причесал свой ежик и посмотрел гребенку на свет,
потом, дунув на нее, сказал:
- У нас имеется относительно вас одна идея. Как бы вы посмотрели на то,
чтобы занять должность директора школы?
- Но я ничего не умею.
- Поможем, - сказал Валерьян Семенович. - Человек вы молодой,
энергичный...
Валерьян Семенович тут же снял телефонную трубку, назвал какой-то номер
и внушительным голосом доложил:
- С Грибковской школой в порядке, Андрей Михайлович! Я тут подыскал
одного человечка, с учетом деловых и политических качеств... Хорошо.
Непременно... Заканчиваю, Андрей Михайлович. Все матерьялы собраны, осталось
только оформить конкретные предложения...
Повесив трубку, Валерьян Семенович взглянул на свои карманные часы,
лежащие на столе, и сказал:
- Сегодня Андрей Михайлович делает доклад на сессии исполкома. Думаю,
что лучше всего, если вопросы будут возникать у вас в рабочем порядке. Мой
совет: постарайтесь возглавить коллектив педагогов и учащихся. В Грибковской
школе очень дельный завуч - Нина Николаевна Шебунина. Консультируйтесь с
ней... - Он потер лоб, вспоминая, чем бы еще напутствовать нового молодого
директора. - Да, вот еще: пожалуйста, не задерживайте сведения!
Затем Валерьян Семенович встал, аккуратный, чистенький, весь в белом,
от него пахло мятным зубным порошком, пожал руку Сергею и произнес:
- Поздравляю вас, товарищ Ломов! Как устроились?
Все это свершилось настолько быстро, что Ломов не успел опомниться и
осмыслить события. И когда завсектором школ движением своей пухлой ручки
передал его инспектору - той самой молоденькой полной женщине, что сидела за
фикусом, - и она тихим голосом стала объяснять ему, как проехать сперва в
Поныри, в роно, а оттуда в Грибково, Ломов записывал, кивал головой, даже
задавал вопросы, но его не оставляло ощущение, что происходит это нынче не с
ним, а с кем-то другим и он, Сергей, обязан вмешаться, объяснить, что все
это чушь, какой же из него директор...
В поезде, по дороге в Поныри, страх отпустил его.
Привыкать надо было ко всему. После неуютной комнаты студенческого
общежития, где возле окна стояла узкая койка Ломова, у него вдруг оказалась
своя квартира - две комнаты и кухня, - свой кабинет в школе, да и все
несуразное здание школы принадлежало теперь ему, он отвечал за него.
Над столом в его кабинете висел телефон. Звонили из роно, из рика, из
райкома. Первые дни он внутренне вздрагивал, когда просили к телефону
директора школы. Казалось, что сейчас кто-нибудь задаст ему вопрос, к
которому он неряшливо подготовился, и он позорно срежется.
На тысячу километров в окружности здесь не было ни одного человека,
который называл бы его привычным именем - Сергей, Серега, Сережка. Всю его
длинную двадцатитрехлетнюю жизнь его учили, и даже распорядок этой жизни был
определен не им. Ему читали лекции, он сдавал зачеты и экзамены, заседал в
курсовом комитете, получал стипендию, дежурил в комнатной студенческой
коммуне, дружил, спорил, ссорился с товарищами и вечно торопил время,
дожидаясь того часа, когда выплывет из узкого институтского залива на
простор житейского моря.