"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу авторавроде бы ее произносил Митька Синицын. Там было и угрожающее раздвоение
личности, и боязнь трудностей, и потеря принципиальности... "Дурак ты, Митька!" - рассердился вдруг Ломов и вскоре заснул. 4 Оказывается, нисколько не легче, когда знаешь, как называются твои собственные недостатки. Пошли дожди. С мутного неба лилось не переставая. Задувал ветер, холодный и сырой. Как Поля ни старалась, а к концу дня полы в школе были изгвазданы грязными сапогами. Мокрые курточки и пальтишки ребят висели в классах на вешалке, они просыхали за время уроков, и от этого в классе стоял кисловатый запах вымоченной шерсти. Покуда Ломов находился в школе, время шло быстро. Он давал свои уроки, подписывал ведомости, банковские чеки, прикладывал к разным бумагам печать, которую носил в кармане в круглой металлической коробочке, отправлял отчетную документацию в Курск, в Поныри, звонил по телефону, - словом, занимался всем тем, чем положено заниматься директору школы. И что бы Ломов ни делал, он слышал нудное шипение дождя на улице, словно там бесконечно жарили что-то на сковороде. Учителя уже привыкли к новому директору и не замечали его. Он отлично видел это, даже походка и голос его стали какими-то иными, вроде бы он и сам старался быть незаметным. Часам к пяти школа пустела. Нырнув с крыльца в мокрые и грязные сумерки, Ломов прибегал домой. липкие конфеты в блюдце. Он ел молча, нехотя, задумываясь. - В Ленинграде, наверно, кушали разносолы, - говорила Поля. Она зажигала керосиновую лампу и вешала ее над столом. Сперва в кухне делалось светло, но затем глаза, привыкнув к свету, утомлялись от его малой силы. В окружающей глухой тишине шум дождя становился слышнее. Ветер посвистывал в сенях и ухал железом по крыше; подрагивали оконные рамы, сквозь стекла не было видно ни огонька, ни звездочки на небе. Поев, Ломов тут же за столом читал газеты. Огромная жизнь обрушивалась на него: перекрывали Волгу, дрейфовали на льдине, побеждали на всемирных фестивалях. Он сидел в этой кухне, на краю земли. С тоской он выискивал в газетных листах сообщения и корреспонденции о Ленинграде. Как бы ни были они скучны, даже одни названия знакомых улиц тешили его, а потом опять приводили в уныние. Не получалось у него с работой. Все было не так, как он предполагал. И золотушная керосиновая лампа, и на избах соломенные крыши - на них лежали старые колеса, куски рваного железа, чтобы ветер не разметал солому, - и этот бесконечный унылый дождь, и отсутствие учебников, и то, что для дальних ребят нет интерната, и Нина Николаевна, и тысяча других неприятных неожиданностей - все это не вязалось с тем, что он видел в кино, проходил в институте, читал в романах. Он перелистывал толстую книгу - "Справочник директора школы", где на пятистах страницах были напечатаны приказы министра просвещения и, как |
|
|