"Израиль Меттер. Среди людей" - читать интересную книгу автора

сказано на титульном листе, "другие руководящие материалы". Из этих
руководящих материалов Ломов узнал, что буквы в тетрадях должны писаться под
углом шестьдесят пять - семьдесят градусов, расстояние от классной доски до
первой парты должно быть двести - двести семьдесят пять сантиметров, а в
школьных буфетах следует осуществлять контроль за качеством имеющихся
продуктов.
Ломов ходил по комнате, садился за стол, читал, думал, а вечер все
длился и длился, и дождь все шлепал и шлепал за окном.
Он научил Полю играть в шашки; она сидела против него со слипающимися
глазами, зевая во весь рот, и проигрывала одну партию за другой.
- Вы бы хоть думали! - сердился Ломов. - Я же три шашки беру сразу...
В один из таких вечеров Ломову стало вдруг страшно. Он вскочил со
стула, накинул сырое пальто, висящее на веревке над плитой, и выбежал на
улицу. Тьма стояла непроглядная. Скользя ногами по грязи и придерживаясь
рукой за холодные и мокрые стены своего дома, Ломов обошел его и посмотрел в
том направлении, где стояли дома учителей.
Часто, как пулемет, затявкала собачонка из-под крыльца Нины Николаевны.
Света в ее окнах не было. Подальше, справа, светилось окошко Татьяны
Ивановны. Проваливаясь в лужи, он добрел до ее дома, нащупал рукой дверь и
постучал. Никто не ответил. Он нажал на щеколду, толкнул дверь. В сенях было
темно. Слышно было, как в комнате громко разговаривают. В темноте Ломов с
грохотом опрокинул табурет, на котором что-то стояло.
- Кто там? - спросил испуганный голос, и на освещенном пороге
показалась Татьяна Ивановна.
- Это я, - сказал Ломов. - Кажется, я тут наделал делов... Извините,
пожалуйста...
В комнате за столом пили чай рыжий Лаптев и старушка, его мать.
Очевидно, у директора был очень смешной вид, потому что физик рассмеялся.
- Завтра, Таня, приходите обедать к нам: супа вашего уже нету!
Ломов совсем растерялся и забыл ту выдуманную причину - кажется,
попросить чернил, - по которой решил зайти в этот дом.
- Вы его не слушайте, - сказала старушка. - Он у меня озорник...
Танечка, я налью гостю чаю.
Лицо Татьяны Ивановны было нелюбезное, но у Ломова не хватило силы уйти
отсюда. Здесь было светло - лампа, что ли, была больше - и сидели люди, с
которыми он мог поговорить.
- А я как раз нынче о вас рассуждал, - сказал физик, когда Ломов сел за
стол, - Мама, ты меня не толкай ногой, я ничего лишнего не скажу... Поживете
вы у нас, Сергей Петрович, наломаете с божьей помощью дровишек и махнете
отсюда... - И, рассердившись, словно это уже случилось, Лаптев добавил: -
Только ехали б уж поскорее, голубчик!
- Геннадий, уймись сейчас же! - строго сказала старушка,
Физик посмотрел на мать, улыбнулся и погладил ее по руке.
Ломов не обиделся. Как ни странно, оттого, что Лаптев набросился на
него с ходу и сделал это с таким неприкрытым раздражением, Ломов
почувствовал вдруг расположение к этому пожилому рыжему физику, который так
ласково побаивался своей дряхлой матери.
- Вы убеждены, что я обязательно уеду? - спросил Ломов.
- Мама, ты видишь, он сам!.. - сказал физик.
- И почему наше Грибково такое несчастное! - воскликнула вдруг Татьяна