"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

несведущим, мучиться и умереть. Как раз это понимание человечности как
автономности и привлекло симпатии нынешних западных богословов к
антиохийцам, но оно же спровоцировало всплеск несторианства и раздор с
Александрией. Ибо понятие "обожения" послужило тем самым доводом, с которым
Афанасий выступил против Ария: "Бог стал человеком, чтобы человек мог стать
Богом". Великие каппадокийские отцы тоже разделяли этот аргумент, и именно
этот довод Афанасия убеждал их, как и преобладающее большинство епископов
Востока, в истинности никейской веры, несмотря на их первоначальные сомнения
относительно термина "единосущный".
Итак, в основном "Благая Весть" о пришествии новой жизни - человеческой,
потому что она является еще и Божественной, - выражена была Кириллом
Александрийским, а не в более рассудочном построении, которое отстаивал
Несторий. Кириллу, правда, не хватало словаря, да и гибкости, чтобы
удовлетворить тех, кто опасался монофизитского искушения видения во Христе
Бога, Который перестал быть также человеком. Формула Кирилла "одной природы
[или ипостаси] воплощенной", оставляя открытыми двери для ортодоксального
различения между Божественной природой per se6 и "воплощенной божественной
природой" и таким образом признавая действительность плоти", все же
представляла собой лишь довод в споре с несторианством, вовсе не будучи
уравновешенным и положительным определением Того, Кто есть Христос.
Халкидонское определение 451 г. - Две природы, соединенные в одной ипостаси,
но сохраняющие во всей полноте свои характерные свойства, - стало,
следовательно, необходимой поправкой к словарю Кирилла. Стоит воздать более
чем должное антиохийцам - особенно Феодориту - и Льву Римскому, сумевшим
показать нужду в такой поправке, без которой христология Кирилла могла без
труда, что, кстати, и произошло, истолковываться в Монофизитском духе
Евтихием и его последователями.

6 Само в себе; в чистом виде (лат.).

Но Халкидонскому определению, пусть уравновешенному и положительному,
недоставало той сотериологической, харизматической мощи, благодаря которой
позиции Афанасия и Кирилла становились столь привлекательными. Политические
и церковные раздоры, личные амбиции, попытки императоров силой навязать
Халкидонское определение, искаженные истолкования позиции Кирилла в
монофизит-ском смысле, как и недопонимание решений Халкидонского собора
некоторыми склоняющимися к несторианству антиохийцами, усмотревшими в
соборных постановлениях отречение от великого Кирилла, - все это
спровоцировало первый значительный и продолжительный раскол в христианском
мире.
Понятно, что византийские императоры старались восстановить религиозное
единство империи. Во второй половине V в. они не раз пробовали прекратить
раскол, уклоняясь от самого вопроса. И все эти попытки ни к чему не
приводили, поскольку задача была серьезной, а страсти накалены до предела.
Потому Юстиниан I (527-565), последний великий римский император, вслед за
рядом попыток достичь единства с помощью имперских указов, обратился к
соборной процедуре.
В век Юстиниана без труда можно выделить четыре основные богословские
позиции.