"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

Всегда имея в памяти жизнь Господа нашего Иисуса Христа во
плоти, Его страдания, спасительную смерть и Искупление мира,
явившееся следствием всего этого, мы приняли традицию
изображать Господа в Его человеческом облике, то есть в Его
видимой теофании, понимая, что таким образом мы превозносим
уничижение Бога Слова (6).
"Так, Герман становился первым свидетелем Православия против иконоборчества
в Византии. После ухода Германа в отставку, под давлением со стороны
имперского двора, в защиту образов прозвучал лишь одинокий и географически
удаленный голос Иоанна Дамаскина.
Он жил и писал свои труды в относительной безопасности, гарантированной
христианским гетто на Среднем Востоке арабскими завоевателями. Этот
смиренный инок из монастыря Св. Саввы в Палестине немало преуспел в защите
образов и в объединении православного мнения в византийском мире. Первый из
его трактатов начинался с подтверждения христологического аргумента: "Я
представляю Бога, Невидимого не как видимого, но в той мере, в какой Он стал
видимым для нас через причастие плоти и крови" (7). Главный упор Иоанн
делает на перемене, которая произошла в отношениях между Богом и видимым
миром, когда Он стал Человеком. По Своей собственной воле Бог стал видим,
приемля материальное существование и наделяя материю новым назначением и
новым достоинством.
В прежние времена Бог, не имеющий тела или вида, никоим образом не мог быть
изображен. Но сегодня, после того как Бог явился во плоти и жил с
человеками, я могу изобразить то, что видимо в Боге [to horaton tou theou].
Я не поклоняюсь веществу, но поклоняюсь Творцу в веществе, Который соделался
плотью ради меня, усвоив Себе жизнь во плоти и через вещество совершив мое
спасение (8).
В дополнение к этому центральному аргументу Иоанн делает акцент на вторичных
и менее решающих вопросах. Ветхий Завет, к примеру, вовсе не был целиком
иконоборческим, но прибегал к образам, особенно в священном преклонении,
которые христиане призваны переистолковать, как преображение Христово. Иоанн
также разоблачал иконоборческое отождествление образа с Первообразом, иначе
говоря, идею, что икона - "это Бог". В этом пункте неоплатоническая и
оригенистская традиции, к которым обращались среди прочего иконоборцы,
оказывались на стороне Православия: только Сын и Дух суть "естественные
образы" Отца и, следовательно, лишь Они единосущны Ему, но остальные
изображения Бога существенно отличны от Своего образца, и поэтому не суть
"идолы".
Именно это обсуждение природы образов обеспечило почву для очень важного
решения насчет культа образов, принятого Седьмым Вселенским собором в 787 г.
Образ, или же икона, будучи отличной от Божественного образца, может быть
объектом лишь относительного почитания, но никак не поклонения, которое
подобает Одному Богу (9)· Это авторитетное суждение Вселенского собора ясно
исключало всякое поклонение изображениям, которое часто приписывалось
византийскому христианству.
Недоразумения в этом вопросе стары и частично могут являться результатом
несовершенства перевода. Греческое proskynesis (благоговейное почитание)
было уже переведено термином adoratio 11 в латинской версии Соборных Актов,
использованной Карлом Великим в его знаменитых "Libri Carolini"12, отвергших
собор. А позднее, даже Фома Аквинский - который, разумеется, признавал