"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автора

текст его "Гностических глав", содержащий совершенно еретическую
христологию, объясняет, почему Евагрия Понтийского осудил Собор 553 г.
Рассматривавшееся как выражение его метафизической системы, которая
представляла собой развитие оригенизма, само духовное учение Евагрия стало
казаться каким-то подозрительным. Но если брать византийскую традицию в
целом, то оказывается, что духовное учение Евагрия использовалось на
протяжении многих веков, вне своего первоначального и еретического
контекста. При этом в полной мере эксплуатировалась чрезвычайная
психологическая архетипичность этого учения. Мы упомянем здесь два главных
аспекта мысли Евагрия, поскольку они сохранялись позднейшим преданием:
учение о страстях и учение о молитве.
По Евагрию, истинная природа "ума" состоит в том, чтобы сосредоточиваться на
Боге, а все, что отвлекает "ум" от Бога, есть зло. Так, со времен
Грехопадения человеческий ум пленен себялюбием, которое порождает "помыслы";
"помыслы", по Евагрию, понятие с отрицательным оттенком и подразумевает
любопытство по отношению к чувственным вещам и отвлечение от Бога. Действуя
на чувствительную часть души, помыслы могут привести ее к страстям. Эти
страсти выстраиваются в весьма определенную иерархию, начинающуюся с
непреднамеренной привязанности к самой неминуемой из всех чувственных нужд
человека - пище и заканчивающуюся одержимостью демонами, любовью к самому
себе. Эту иерархию образуют восемь ступеней: чревоугодие, прелюбодеяние,
скупость, печаль, гнев, уныние, тщеславие и гордыня (1). С очень
малозаметными вариациями эта классификация страстей и психологического строя
человеческого ума, предполагаемого этой классификацией, будет сохраняться
Иоанном Кассианом, Иоанном Лествичником, Максимом Исповедником и почти всеми
восточными аскетическими писателями. Первой целью монашеского "упражнения"
является подчинение страстей и достижение состояния "бесстрастия" -
отрешения от чувств и помыслов, делающего возможным восстановление истинного
первоначального отношения между умом и Богом. Начиная с элементарных
монашеских добродетелей, пощения и безбрачия, иноческое житие может
постепенно подавлять прочие страсти и достигать истинной отрешенности.
Соединение становится возможным тогда через молитву. Именно Евагрий первым
употребил термин "умная молитва", который стал обычным в византийском
исихазме. Молитва есть "надлежащая деятельность ума" (2), "некоторое
бесстрастное состояние" (3), "высочайшее возможное умствование" (4). В этом
"состоянии" молитвы ум полностью освобожден от всякой "множественности": он
"глух и нем" о всякому чувственному восприятию (5). По Евагрию, как нам
теперь известно, молитва означает еще и то, что ум пребывает в "сущностном
союзе" с Божеством; так что монахи-евагрианцы VI в. могли хвалиться, что они
"равны Христу". Но Евагриево учение о молитве будет пониматься многими
поколениями византийских монахов намного более ортодоксальным образом, и за
такое перетолкование Евагриевой духовности следует, в большой мере,
благодарить сочинения, приписываемые Макарию Египетскому.
Макарий Египетский был современником и учителем Евагрия в пустыне Скит.
Пятьдесят "Проповедей" и несколько других сочинений неизвестного автора
начала V в. были приписаны Макарию, который, в чем ныне уверены все, никогда
не был писателем. Влияние этого безымянного автора, условно именуемого
"Макарием", было огромным.
В то время как Евагрий отождествляет человека с "интеллектом" и мыслит
христианскую духовность как дематериализацию, то Макарий понимает человека