"Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византийское богословие (Исторические тенденции и доктринальные темы) " - читать интересную книгу автораСимеона сослали, потом реабилитировали, и последние свои годы он провел за
сочинением духовных писаний, совершенно неповторимых по своей мистической самобытности, по своим поэтическим качествам и по своему влиянию на поздневизантийскую мысль. Его труды включают в себя "Катехизические беседы", обращенные к братии обители Св. Маманта, "Богословские и этические трактаты", пятьдесят восемь гимнов и ряд менее значительных произведений. Симеона часто считают главнейшим представителем исихастской традиции в Византии, последователем Евагрия и Макария и предшественником Григория Паламы. Это мнение можно, однако, принять лишь с оговорками, поскольку Симеон никогда не упоминает "умной молитвы" или "молитвы Иисусовой" и не предлагает какого-либо ясного богословского различия между "сущностью" и "энергией" в Боге. Но ясно, что Симеон выступает за общепринятое понимание христианства как личного общения с Богом и как Боговидения, а это значит, что тут он един с исихазмом, да и со всем патристическим Преданием в Целом. Подобно всем пророкам, свой личный христианский опыт он выражает, не особенно заботясь о точной терминологии. А это значит, что у него без особого труда можно найти отклонения от любой установившейся традиции, от любой признанной системы богословия. Византийское общество с его консервативным мышлением не знало другого такого примера - Симеон Новый Богослов явил собой единственный в своем роде образец личного мистицизма и вскрыл неизбежность внутрихристианских трений между всякими формами "истеблишмента" и свободой Духа. Часто автобиографические сочинения Симеона сосредоточены на осознанной встрече со Христом, и тут, очевидно, он наследует Макария. "Да, умоляю вас, - обращается он к своим монахам, - постараемся же мы в этой жизни чувственно, мы не увидим смерти: смерть не будет иметь власти над нами (Рим. 6:9)" (20). Понятие "чувственного" видения ставит Симеона, как, впрочем, и Макария, на грань мессалианства; но сегодня общепризнанно (21), что намерения Симеона в корне отличались от устремлений сектантов, которые противопоставляли "опыт" сакраментальному устроению Церкви. А вот Симеон хочет, чтобы было ясно: Царство Божие есть несомненно достижимая реальность; Оно вовсе не принадлежит только "жизни грядущей", и в жизни сей Оно не ограничено лишь "духовной" или "интеллектуальной" частью человека, но охватывает все его бытие. "Через Святого Духа, - пишет он, - происходит воскресение всех нас. И я не говорю только о последнем воскрешении тела... [Христос] через Святого Духа дарует, даже сейчас, Царство" (22). А чтобы утвердиться в том, что такой опыт Царства не является человеческой "заслугой" и не будет простым и должным вознаграждением за упражнения в подвижничестве, Симеон особо выделяет его "внезапность" и "нечаянный его характер". В местах, где он вспоминает свое собственное обращение, Симеон любит лишний раз подчеркнуть, что он не сознавал, кто это вытаскивал его из "грязи" мира сего, дабы показать ему наконец красоту Царства Небесного (23). То, что Симеон, уподобляясь пророкам, настаивал на том, что христианская вера есть познание на опыте Живого Христа, встречало отпор; легализированный и минималистский взгляд на христианство, ограничивающий веру выполнением "обязательств", казался намного более реалистическим равно и инокам, и мирянам. Но Симеон считал таких минималистов новыми еретиками: Здесь суть те, которых я зову еретиками [это он провозглашает в проповеди, обращенной к общине своей обители]: я говорю о тех |
|
|