"Густав Майринк. Белый Доминиканец" - читать интересную книгу автора

"Должно быть, это и был сам Христофор Таубеншлаг." Подчас мне приходила в
голову странная мысль: он живет вне времени и пространства и надзирает над
наследием нашей жизни, когда смерть простирает к нам свою руку.
Но к чему все эти соображения - они совершенно не касаются посторонних!
А теперь я представлю послания Христофора Таубеншлага в том порядке, в
котором я их получил (иногда в отрывочной форме), ничего не добавляя от себя
и ни о чем не умалчивая.

I. ПЕРВОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ ХРИСТОФОРА ТАУБЕНШЛАГА

С тех пор, как я себя помню, люди в городе называли меня Таубеншлаг.
Когда я маленьким мальчиком с длинной палкой, на конце которой горел
фитиль, в сумерках бегал от дома к дому и зажигал фонари, передо мной вдоль
улицы маршировали дети, хлопали в ладоши в такт и пели:
"Таубеншлаг, Таубеншлаг, тра-ра-ра, Таубеншлаг, Голубятня, голубятня,
тра-ра-ра, голубятня!" Я не сердился на них за это, хотя никогда им и не
подпевал. Позже взрослые подхватили это имя и обращались ко мне именно так,
когда чего-то от меня хотели.
Совсем иная судьба постигла имя "Христофор". Оно было в записке,
прикрепленной мне на шею в то самое утро, когда меня, грудным ребенком, без
пеленок, нашли у дверей церкви Пресвятой Богородицы.
Записку, видимо, написала моя мать перед тем, как меня там оставить.
Это единственное, что мне от нее досталось. Поэтому издавна имя
Христофор я переживал как нечто священное. Оно вошло в мою плоть и кровь, и
я пронес его через всю мою жизнь как символ Крещения, выданный в царстве
Вечности, как свидетельство, которое невозможно похитить. Это имя постоянно
растет и растет, как семя из мрака, пока не станет таким, каким оно было в
предвечном мире. пока оно не сплавится со мной и не введет меня в мир
нетленного. Как написано в Священном Пи- сании: "Посеяно быть тленным, а
воскреснет нетленным".
Иисус принял Крещение взрослым человеком, полностью осознавая
происходящее: его "Я", которое и было его именем, снизошло с небес...
Сегодняшних детей крестят в младенчестве. Как могут они понять, что с ними
происходит? Они бредут сквозь жизнь к могиле, как дымки, гонимые дуновением
ветра в болото. Их тела бесследно сгнивают, и в своем имени, которое и есть
то единственное, что воскресает, они не имеют доли...
Однако я знаю твердо (в той степени, в какой человек во- обще может
утверждать, что он что-то знает), что мое имя - Христофор.
В городе существует легенда, что один доминиканский монах - Раймунд де
Пеннафорте - построил церковь Пресвятой Богородицы на дары, посланные ему со
всех концов земли неизвестными благодетелями.
Там, над алтарем, есть надпись "Flos florum" - я откроюсь через 300
лет". Там же, повыше, прибита разрисованная доска, которая периодически
падает. Каждый год в один и тот же день - в праздник Пресвятой Богородицы.
Говорят, иногда ночами в новолуние, когда царит такая темь, что не
видно даже собственной ладони, поднесенной к глазам, церковь отбрасываеит
белую тень на черную рыночную площадь. Это образ Белого Доминиканца
Пеннафорте.
Когда нам, детям, воспитанникам сиротского дома, исполнилось двенадцать
лет, мы впервые должны были идти на исповедь.