"Альфред Мейсон. Пламя над Англией " - читать интересную книгу автора

дела, чтобы сын смог услышать ее слова из моих уст, прежде чем я завтра
вернусь в Уайтхолл.
Робина тронула предупредительность государственного секретаря. Весь
вечер он содрогался под болезненно жалящими, грубыми и пренебрежительными
замечаниями мистера Стаффорда. Резко контрастирующая с ними вежливость
министра успокаивала, словно вино. Робину и в голову не пришло, что
Уолсингем действовал, побуждаемый добротой и воспоминаниями о старой дружбе.
Отложить все дела и нанести визит школяру в десять часов вечера! Доброта и
воспоминания не могут быть единственной причиной.
Камин помещался в неглубокой нише. Робин придвинул к ней тяжелый стул.
- Никто не обвинит вас в отсутствии преданности, - улыбаясь, сказал
он, - если вы сядете поудобнее, прежде чем повторите мне милостивые слова ее
величества. Таким образом вы окажете честь моему кабинету.
Уолсингем сел, повернув стул так, чтобы смотреть в лицо Робину.
- Ее величество сказала, что, когда она подозвала тебя, на твоем лице
был написан такой страх, и ты так дрожал, краснел и бледнел, что она
сомневалась, сможешь ли ты вообще к ней подойти. И все же у тебя хватило
мужества вести себя достойно, быстро найти нужные слова и выглядеть перед
своей королевой галантным джентльменом. Ее величество добавила, что из таких
как ты вырастают преданные слуги государства и монарха.
Робин затаил дыхание. В его сердце пробудились великодушие и
преданность, на которые рассчитывала Елизавета, обращаясь к молодежи Англии.
Королеве было сорок семь лет, глядя на нее вблизи, было нетрудно заметить,
что она носит парик, причем чуть более рыжий, чем год назад. Но молодость
ничего подобного не замечала. Фигура Елизаветы оставалась стройной, как у
девушки, глаза - яркими, движения - быстрыми и грациозными. Много лет назад
королева поставила себе цель завоевать любовь молодежи. Что ранее было
политикой, стало теперь порывом сердца, куда более властным и захватывающим.
Елизавета была терпима с юношами, она стремилась не досаждать им и не
принуждать к повиновению, не втягивала их в запутанные дела за рубежом. И
они все сильнее обожали свою повелительницу. Неудивительно, что Робин был
тронут ее похвалой; его лицо просияло, а сердце забилось быстрее.
- Королева так сказала, сэр? - переспросил Робин.
- Запомни ее слова, Робин: "слуги государства и монарха", - повторил
сэр Френсис, подавшись вперед. - Делать реверансы в приемном зале, носить
веер или молитвенник, преклонять колено в шелковом чулке и заявлять при
этом, что служишь королеве... Конечно, такое возможно, но служба монарху -
лакейская служба. Только служа государству, ты по-настоящему служишь его
главе.
Секретарь видел, как во время его слов лицо мальчика менялось. Робин
понял, что не только с целью оказать любезность сыну старого друга сэр
Френсис оторвался от дел. Теперь он был настороже. Министр хорошо это
понимал, но не показывал этого.
- Вы изучаете здесь иностранные языки? - беспечным тоном осведомился
он, как будто всего лишь интересовался школьной программой.
- Да, сэр.
- Это хорошо. Знание языков помогает понять различия между народами.
Твой отец знал много языков. Несомненно, он обучил тебя их начаткам?
- Да.
На лице Робина застыла маска безразличия, голос его звучал монотонно.