"Владимир Мезенцев. В тупиках мистики." - читать интересную книгу автора

наших современников. Наивная, слепая и нерассуждающая вера в пророческие
гадания, в счастливые и несчастливые приметы, в охранительную силу тех или
иных предметов, в магию чисел - все это, в сущности, та же мистика.
Можно, конечно, называть это бытовыми суевериями, что обычно мы и
делаем, но с тем же основанием гадания на картах, страх перед черной
кошкой, перебежавшей дорогу, веру в свой талисман можно (и нужно!)
относить к вневероисповедной мистике, поскольку тут мы имеем дело, по
существу, с явным мистицизмом.
Здесь стоит уточнить смысл и термина "суеверие". Философский словарь
толкует суеверие как ложную веру; с точки зрения приверженца одной
религии, говорится там далее, обрядность другой представляется уже
суеверием. Все верно. В другом словаре - энциклопедическом - суеверие
определяется как предрассудок, в силу которого многое из происходящего в
мире является-де проявлением сверхъестественных сил. И это правильно. Но
разве сама религия, которая открещивается от суеверия (слово "суеверие"
означает в переводе с древнеславянского "веру всуе", то есть веру пустую,
вздорную) как от веры ложной, ошибочной, не является с точки зрения
научного мировоззрения столь же ложной системой взглядов, как и любое
суеверие? Несомненно!
Что же получается? Религия, хотя и представляет собой определенное
мировоззрение, по своей сути - то же суеверие, или, если хотите, та же
мистика.
Вера в таинственную, необъяснимую силу колдовского заговора, в гадание
на бобах или на картах, в любую суеверную примету - весьма близка
религиозной вере, поскольку их объединяет вера в сверхъестественное.
К этому следует добавить: бытовые суеверия опасны не только тем, что
они распространены очень широко, но и тем, что они всегда являются
питательной почвой, на которой при благоприятных условиях в сознании
многих вызревают уже достаточно четкие религиозные взгляды на мир. Мистика
даже в самых своих немудреных проявлениях, вроде веры в злополучную
"чертову дюжину", в конечном счете достигает своего: человек постепенно,
незаметно для себя начинает верить в надприродные силы, решает, что в
нашей жизни не все так материально и закономерно, как говорит нам наука...
Касаясь содержания мистики, нельзя умолчать и о такой ее весьма
существенной особенности, как претензия на научность. В этом вопросе
мистицизм идет гораздо дальше своего идейного собрата - религии. Как
известно, стремясь сохранить за религией место в нашей жизни, современные
богословы уже не выступают открыто против науки. Слишком очевидны для всех
научные достижения, чтобы можно было предавать анафеме ученых. В
выступлениях религиозных проповедников теперь можно услышать, что
религия-де вовсе не противоречит научному знанию, что данные науки
находятся в полном соответствии с истинами веры. Истины науки, говорят
другие, недостаточны. Существуют еще истины религиозной веры. При этом,
чтобы примирить веру и знание, богословы прибегают к помощи старой теории
"двойственной истины":
допуская существование и веры и знания, они в то же время заявляют, что
"вера выше знания", "религия ценнее науки". Ну а если какие-то научные
выводы явно противоречат религиозным домыслам, их просто замалчивают.
Мистика претендует ныне на большее: она сама себе наука, да еще какая!
Материалистическое знание, утверждают жрецы современного мистицизма,