"Анна Майклз. Пути памяти " - читать интересную книгу автора

отец бредет домой заплетающимися ногами... обманутый любовник безнадежно
слоняется под лестницей... во тьме арктической ночи жутко воют волки, и меня
самого от страха начинал бить колотун. Иногда по вечерам я садился на
краешек ее кровати, и Белла проверяла мои успехи в учебе - писала мне что-то
пальцем на спине, а когда я улавливал смысл начертанного слова, нежно
стирала его гладкой ладошкой.

Я никак не мог избавиться от звуков выбитой двери и раскатывающихся по
полу пуговиц. Звуков мамы, отца. Но хуже всего было то, что я никак не мог
вспомнить звуки Беллы. Меня наполняла ее тишина, и ничего не оставалось, как
вспоминать ее лицо.


* * *


Ночной лес непостижим: отвратителен и беспределен торчащими костями и
липкими волосами, мутной слизью с запахом страха, голыми корнями,
выпирающими из тела земли, как узловатые вены.
Слизняки падают с деревьев и разлетаются каплями дегтя по папоротнику,
застывая черными сосульками плоти.
Днем у меня полно времени, чтобы смотреть на лишайники и видеть золотую
пыль на камнях.
Почуяв меня, заяц замирает рядом, пытаясь укрыться за узкими лезвиями
травинок.
Солнце вколачивает острые клинья в просветы между деревьями, такие
яркие, что в глазах у меня пеплом жженой бумаги плывут черные искры.
Белые ворсинки травы застревают в зубах, как маленькие мягкие рыбьи
косточки. Я жую ветки с листьями, и во рту делается горькая волокнистая
каша, от которой зеленеют слюни.

Как-то раз я рискнул вырыть себе постель неподалеку от пастбища, чтоб
ее продувал ветер и воздух был не таким затхлым, как в лесной сырости.
Закопавшись в землю, я различал колышущиеся темные контуры животных,
двигавшихся через поле. Если смотреть издалека, кажется, что они плывут,
покачивая вытянутыми головами. Звери пронеслись галопом и остановились в
нескольких метрах от изгороди, а потом стали неспешно двигаться в моем
направлении, их головы качались, как церковные колокола, в такт каждому
гордому шагу тяжелых сомкнутых звериных рядов. Стройные телята подрагивали
позади, их глаза подергивались поволокой страха. Я тоже боялся, что, когда
животные сгрудятся отдохнуть у изгороди и станут пялить и таращить на меня
свои огромные глазищи, все жители округи соберутся там, где я схоронился.

Я набирал в карманы и руки камни и шел по речному дну, пока над водой
не оставались только нос и рот - розовые лилии, ловившие воздух. Земля,
приставшая к коже и волосам, растворялась в воде. Мне нравилось смотреть,
как перегной с одежды жирной пеной поднимается на поверхность и плывет,
уносимый течением. Я стоял на илистом дне, речная грязь засасывала ботинки,
ток воды обволакивал тело, как жидкий ветерок. В реке я стоял недолго. И не
только потому, что было холодно, - залитые водой уши не слышат.