"Анна Майклз. Пути памяти " - читать интересную книгу автора

Глухота пугала меня сильнее тьмы, и когда больше уже было невмоготу
переносить тишину, я выскальзывал из своей водяной оболочки в наполненный
звуками воздух.

Кто-то следит за мной из-за дерева. Недвижимый, я смотрю в ту сторону
из укрытия, пока от боли глаза из орбит вылезать не начинают, но я не совсем
уверен, что на меня смотрят. Чего же он ждет? В самый последний момент,
перед тем как пуститься наутек, в предрассветной мгле я понимаю, что полночи
меня держал в плену высокий, мертвый, причудливой формы пень, преображенный
в неясную тень лунным светом.
Но даже при свете дня, когда моросит холодный дождь, очертания этого
деревянного обрубка напоминают мне лицо человека в военной форме.

Земля в лесу цвета бронзы в крапчатой карамели листьев. Ветки как
нарисованные на луковой белизне неба. Однажды на рассвете я увидел, как в
моем направлении по земле неспешно плывет столбик света.
Внезапно я понял, что моя сестра умерла. Именно в тот момент Белла
становилась размытой землей. Водой, текущей в лунном свете.


* * *


Серый осенний день. На исходе сил, когда вера оборачивается отчаянием,
я выбрался из подземелья бискупинских улиц на свет Божий. Прихрамывая, я шел
к нему походкой цепенеющего привидения, илистая грязь обволакивала мне ноги
выше колен. Я остановился метрах в двух от того места, где он копал, - позже
он рассказывал мне, что это выглядело так, будто я наткнулся на стеклянную
дверь, на непреодолимую преграду чистого воздуха. "На маске грязи,
скрывавшей твое лицо, пошли трещины там, где текли слезы, и только тогда я
понял, что ты - человек, просто ребенок. И плакал ты потому, что ребенком
остался совсем один".
Он сказал, что говорил со мной. Но я был глух - уши заложила жидкая
глина.
И смертельно хотелось есть. Я кричал в обволакивавшем меня молчании
лишь одну фразу, которую знал на нескольких языках, я кричал эти два слова
по-польски, по-немецки, на идише и бил себя кулаками в грудь:
- Грязный еврей, грязный еврей, грязный еврей.


* * *


Человек, копавший бискупинскую грязь, человек, которого я знал под
именем Атоса, увозил меня под своей одеждой. Я вытягивал почти прозрачные
ноги и руки вдоль его сильных ног и рук, зарывал голову ему в шею, и нас
двоих укрывало тяжелое пальто. Я задыхался, но согреться никак не мог. Под
пальто Атоса все время задувал холодный воздух из-под дверцы машины. Все
время звучал перестук мотора и шелест колес, иногда доносился шум
промчавшегося навстречу грузовика. В этом странном соитии в мозгу постоянно