"Барбара Майклз. Призрак белой дамы " - читать интересную книгу автора

в сгущающихся сумерках. Тысячи восковых свечей освещали дом, излучая мягкий
свет, который более чем что-либо иное, украшает женщин.
В нетерпении я вышла из кареты и застыла, пораженная зрелищем,
открывшимся передо мной. Ливрейные лакеи теснили назад толпу простого
народа, пришедшего посмотреть на прибытие великих мира сего. Я могла понять
их желание мельком увидеть праздник, поглазеть на красивые платья,
драгоценности и выезды. Но я совсем не могла понять, почему они смотрят так.
Их лица были похожи на пустые листы бумаги с черными прорезями для
глаз, смотрящих... смотрящих... Никто из них не улыбался и не разговаривал
громко, слышался только резкий, приглушенный, похожий на отдаленные раскаты
грома гул. Я должна была заставить себя пройти по узкому проходу между двумя
темными человеческими волнами. Мне казалось, что они захлестнули меня, как
волны моря, потопившие египтян, гнавшихся за Моисеем.
Однако, едва войдя внутрь, я забыла о толпе. Прихожая была больше нашей
гостиной. Огромное пространство мраморных полов, залитых сиянием
канделябров. Повсюду были оранжерейные цветы, наполнявшие воздух ароматом, в
альковах стояли статуи в натуральную величину, но по желанию леди С.,
следующей новой моде на скромность, ее греческие богини были задрапированы.
Балюстрада, увитая виноградными лозами и розами, вела в большую залу.
Мы медленно поднимались. Я была так потрясена количеством огней, сладкими
ароматами, сверканием бриллиантов на белых шеях и запястьях, что почти
ничего не чувствовала и не замечала. Я чувствовала мучительную боль в своей
слабой ноге, и, чем старательнее я старалась не хромать, тем хуже
становилась моя походка.
Слуга, стоявший на верхней площадке, выкрикнул наши имена, и мы
оказались в бальном зале. Комната была так огромна, что не казалась
переполненной, хотя большинство гостей уже прибыло. Мы начали пробираться в
ту часть зала, где в огромных вазах росли целые деревья. Тетя, запыхавшаяся
после подъема и энергично обмахивавшая себя веером, оглядывала залу и
восклицала, когда замечала знакомые и знаменитые лица.
Мой взгляд упал на джентльмена, стоявшего у дальней стены. Он был
необычайно высок и держался очень прямо, у него были широкие плечи и узкая
талия. Он был весь в черном, за исключением белоснежной манишки, и цвет его
волос и кожи перекликался с контрастным цветом его одежды. Это была
поразительная фигура, но не столько одеждой он привлек мое внимание, сколько
выражением лица. В этой толпе он, казалось, был отделен ото всех.
Как бы почувствовав мой пристальный взгляд, он повернул голову и
посмотрел мне прямо в глаза. По мне пробежала странная дрожь.
Несомненно, это был самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела.
Его внешность не соответствовала тогдашним моим вкусам - ни глубоких голубых
глаз, ни прекрасных кудрей, но она была, без сомнения, выдающейся. Его глаза
были так же темны, как и волосы, черты лица холодны и совершенны: прямой
греческий нос, прекрасно очерченный рот, который не был скрыт ни усами, ни
бородой, и широкий белый лоб с прядью волос, волной спадающей на него, делая
его менее суровым. Его брови как идеальные полукружья, ресницы длинные и
густые, как у девушки.
Вы можете спросить, как я могла рассмотреть все эти детали на таком
расстоянии. Позже у меня, конечно, была возможность хорошо изучить его
черты. Но уже при первой встрече я разглядела мельчайшие особенности его
внешности. Я смотрела на его лицо и фигуру как бы через увеличительное