"Владимир Михайлов. Тогда придите, и рассудим ("Капитан Ульдемир", книга вторая)" - читать интересную книгу автора

кофе, а с лимоном, вот тебе! Что называется знай наших, или - фирма не
жалеет затрат!
Все укрепляясь в мысли, что попали они все-таки к землянам, родным или,
в крайнем случае, двоюродным (кофе с лимоном, ты смотри, а?), Ульдемир все
же не сразу решился воткнуть в мясо вилку и прикоснуться ножом. Нелепая
мысль, что оно тоже, как и простыни, живое, неожиданно смутила его, и если
бы жаркое вдруг взвизгнуло от боли и соскочило с тарелки, это, пожалуй,
испугало бы капитана, но не удивило. Однако никто не визжал и не прыгал, и
ощущение подлинности возникло и уже не оставляло его до последнего глотка
кофе.
Еда утомила; он закрыл глаза и откинулся на спинку стула, но решил, что
ложиться больше не будет, а просто отдохнет так, а потом сразу попытается
найти выход из этой - из этого - из того, где он находился сейчас,
безразлично, дом это, корабельная каюта или еще что-то другое. И лишь
постаравшись самостоятельно понять максимум возможного, потребовать приема
у тех, кто командовал этим "чем-то", и всерьез договориться о быстрейшем,
по возможности, возвращении на Землю и об установлении взаимовыгодных
контактов между цивилизациями, находящимися, как ему казалось, примерно на
одной и той же стадии развития (пусть эти и были, видимо, чуть впереди) и
способными, следовательно, чем-то обогатить друг друга. Это была большая
удача - встретиться с такой цивилизацией, и Ульдемир полагал, что она в
значительной мере облегчит досаду Земли из-за неуспеха экспедиции и потери
корабля и уменьшит его вину, которой он не мог не ощущать, хотя и не знал,
в чем она заключается или могла заключаться; а может быть, и
посодействует, в частности, решению тех энергетических проблем, ради
которых корабль и вышел в пространство. Но прежде всего радовало его то,
что спасены были все люди и, следовательно, самой большой и острой боли
Земля не ощутит.
Об этом он медленно размышлял, пока не почувствовал, что сил у него
стало вроде бы больше. Тогда он встал, огляделся в своем тесном круге, за
пределами которого по-прежнему не различал ничего, и, не обнаружив нового,
решил, что пойдет - ну хотя бы в направлении от ложа мимо стола - по
прямой, пока не наткнется на какую-то преграду, переборку, а тогда
двинется вдоль нее и рано или поздно обнаружит выход. Выхода не могло не
быть: Мастер не говорил, что Ульдемир должен оставаться на месте,
напротив, советовал прогуляться и оглядеться.
Ульдемир встал. Одежда висела на спинке другого стула так, как он сам
вешал ее обычно - его повседневная корабельная одежда. Она тоже была
чужой, но к этому он уже начал привыкать. Ульдемир оделся, обулся, пошарил
по карманам, - там нашлось все, чему полагалось находиться, - и решительно
двинулся вперед, собираясь ничем больше не отвлекаться и не строить
гипотез, пока не увидит чего-то нового, что дает материал для размышлений.
Он сделал несколько шагов.


Он сделал всего несколько шагов, и вдруг все изменилось вокруг него,
как если бы что-то рухнуло, развеялось, растаяло; исчезла дымка,
многоцветный туман, и стало видно далеко-далеко. И эта внезапная ясность
оказалась столь неожиданной, что Ульдемир остановился, как если бы перед
ним раскрылась бездна; остановился и стал смотреть, пытаясь понять, что же