"Сергей Михеенков. Пречистое Поле " - читать интересную книгу автора

воевали. И с новой войны привезли его сюда уже в гробу. Солдаты привезли. На
лошадях. Так старики помнили. Плохого бы енерала в такую даль, поди, не
повезли. А кому он угождал больше, царю или Расее, еще подумать надо.
Хоронили вот солдаты, а не царь.
- Склеп Проженцова, значит, им замешал? И до него добрались, - Григорий
запрокинул голову, красное зарево коптилки металось по потолку, оклеенному
белой бумагой или обоями, вылинявшими до такой белизны. - Его ж никто
никогда не трогал. Даже когда кресты с куполов срезали, когда колокол
снимали. Народный эксплуататор... Идиоты.
- Ларюшка все, Ларион Петрович командовал. Он тут командовал,
антихристова сила. Он да Осипок Дятлов.
- Да, Ларион, нашел таки ты себе ровню.
- Не говорят плохо о покойнике, да хороших слов на его помин нет, -
Павла повернулась к двери, в темный угол, и, опершись рукой на лавку,
добавила: - Антихрист ты был, Ларион Петрович. Прости меня, господи. - Павла
утерла косячком подшальника уголки рта и уже тихо, сцепив под сухими грудями
руки, сказала: - Потому, видать, и помереть хорошо не помер. Неправильно
прожил, плохой смертью и помер. А я тогда, помню, пошла воды принести,
гляжу, кирпичина серед дороги лежит, белеется. Нагнулась, думала, книжка
какая, тогда много книжек пораскидали, пожгли. А это вот она, матушка.
- Кто ж это такая, Павла? Женщина какая-то. С ребенком. Красивая.
- Пресвятая Богородица с Сыном. Видать, ночью ковалевские или
крестовские мужики кирпичи с церкви возили да уронили с воза Богородицу. И
кирпичи, и иконы, и все что ни попадя, все, злодеи, волокли. Думали
пречистопольским добром разбогатеть на веки вечные. Разбогатели... Когда
Петра Куненок потом загорелся, Анюшечка благая ходила по деревне и кричала:
ковалевцы, окаянные, все погорите, нечистые ваши души! У кого, мол, печи и
фундаменты из Всех Мучеников складен, все пеплом в небеса завьюжитесь! И
правда, через год не то другой три хаты разом в Ковалевке сгорело и в
Крестах одна. Милиция приезжала, разбирательство учинили, что да как, по
всей форме. Анюшечку благую допрашивать на Новоалександровскую возили. То-то
ж слова ее неразумные припомнили. Она еще хужей после того раза стала.
Напугали. Видно, что напугали. Они ж как с людьми разговаривают... Да только
никого и не нашли. Нервы последние Анюшечке стратили, и все. А Иван мне
Шумовой говорил, что таких-то, как Анюшечка, они и не имели правд забирать
да допрашивать. Только с согласия родных. Иван, тот не сбрешет, Иван законы
знает. А они родных и пытать не стали, загнали в машину, как овечку, и
увезли.


Глава третья. НОЧЬ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

В ту ночь Осип Матвеевич Дятлов долго не мог уснуть. Еще засветло,
почувствовав в теле какую-то лень и немоту, повалился на лежанку, подсунул
под голову скомканную, сбитую тяжелыми кулаками в бесформенную клочковатую
кучу подушку, но сон не пришел ни сразу, ни погодя чуть, ни потом, когда и
радио перестало говорить, обозначив напоследок размашистым гимном полночь. А
тут еще собака затрубила за прудом, тварь поганая, да так пронизывала, что
ажио кишки в нутре заворачивались, зауркамили обиженно, будто Тесно им там
стало.