"Сергей Михеенков. Пречистое Поле " - читать интересную книгу автора

Щеки были мокры, а пальцы дрожали. "Надо было сперва постучать, - подумал
он, - там, в крайнее окно, где свет горит".
- Кто тут? - послышалось вдруг из глубины сенцев, где была дверь в дом.
- Павла? Это я, Павла, - ответил солдат и оперся рукой на гладкие
бревна стены.
- Кто?
- Я, Григорий.
- Какой Григорий?
- Григорий, муж твой, - вздохнул, сглотнув затвердевший в горле и
мешавший говорить комок. - Погибший.
- Грища? Гриша, ты?
- Я, Павла.
Отворилась дверь, желтый свет ударил в лицо солдату, и та, что стояла,
в тени, в дальнем конце сенцев, увидела усталое молодое лицо, Некоторое
время они стояли так, друг против друга, и молчали.
- Неужто и вправду ты, Гриша?
- Я, Павла. Ты только не пугайся.
- Что ж мне, Гриша, тебя пугаться.
- Да, правда... - он не договорил, шагнул навстречу, она тоже, и
обнялись крепко и долго.
- Пришел-таки, Гриша... Знала, что рано или поздно, а придешь, -
шептала Павла, оглаживая белесую, пахнущую потом здорового молодого тела
гимнастерку на груди и плечах Григория.
- А я думал, приду, испугаю тебя. В дом не пустишь на ночь глядя.
- Да что же. Нешто я тебя не ждала?
Они вошли в дом. Григорий снял шинельную скатку, положил ее на лавку у
окна, рядом, стволом к подоконнику, приставил винтовку и сел сам. Павла
поправила платок, сбившийся назад и открывший опрятную седину ее когда-то
темно-русых, почти таких же, как и у него, волос, и села у стены напротив.
Так долго, сидели они и глядели друг на друга. И верно, и того дольше сидели
бы так, да вдруг мигнул раз-другой свет и погас вовсе.
- Знать, где-то опять струны порвались, - спохватилась Павла. - Давеча
так-то вот тоже, потемну, Костик на тракторе на столб наехал. А нынче,
гляди, не иначе как опять кто-нибудь из трактористов напился. Запивает
народ, ох как, Гриша, запивает. Избаловался. Нехорошо это. Теперя до
завтрева света не дадут. Да что же я сижу-то!
Павла сходила в другую половину, принесла огарок толстой парафиновой
свечи в глиняной плошке с отколотым краем. Григорий вспомнил эту плошку,
только раньше она была вроде целая и стояла всегда здесь, в малой горнице,
на печном борове рядом с хапочком тонко наколотых еловых и березовых лучин
для растопки. Он встал навстречу, взял из рук Павлы плошку и поставил ее на
середину стола. Пламя свечи было ярким и длинным, оно освещало углы, белый
бок русской печи, наполовину задернутый пестрой ситцевой шторкой, колыхало
черные, отчетливо вырезанные тени на полу и на стенах.
- Сейчас я на стол соберу, - сказала Павла и ладонью торопливо смахнула
со стола крошки и обрывки черных и белых ниток. - А ты, Гриша, посиди тут
пока, отдохни. А то и прилег бы? Там, в другой половине? А? Дорога-то,
видать, долгая была.
- Долгая, - скупо ответил Григорий, не сводя с нее пристального
взгляда.