"Вацлав Михальский. Весна в Карфагене ("Весна в Карфагене" #1) " - читать интересную книгу автора

прикрепленной к наружной стене "дворницкой" железной лесенке и сметать с
окна снег и пыль. Весною и осенью окно промывали дожди - оно было вделано в
потолок не горизонтально, а под углом, так что вода стекала с него очень
хорошо.
В школе и во дворе Сашеньку дразнили Галушкой. Она ненавидела свою
фамилию: Галушко. Ей безотчетно нравились фамилии с окончанием на "ский",
"ская". Лет с одиннадцати она решила, что обязательно выйдет замуж за
человека с такой фамилией. Она даже маме об этом не говорила: боялась
обидеть. Лелеяла свою сокровенную мечту в одиночестве. Часто, глядя в окно в
потолке на проплывающие в московском небе облака, она мечтала о том дне,
когда наконец у нее будет другая фамилия. Ей казалось, что с того момента
все в ее жизни переменится к лучшему, что распахнется перед ней, как в
сказке, какой-то неведомый мир. Да, распахнется прекрасный новый мир, и из
дворничихиной дочки Галушки в лиловом байковом пальто на вате она
превратится... В кого она превратится, Сашенька не могла придумать, но
сердце сладко замирало от предчувствия неминуемой радости.
Как дочери одинокой дворничихи ей покупали от школы раз в два года
зимнее пальто и раз в год ботинки. Всегда покупали пальто серое, а в седьмом
классе купили лиловое с искрой. Боже, как неуютно, как унизительно
чувствовала она себя в этом пальто. Казалось, каждый встречный, глядя на
нее, знает, что пальто ей купили от школы как подаяние. Сколько было пролито
слез, как саднило в груди от обиды, а мама уговаривала:
- Змыри хордыню, доню, змыри!
Но смирить гордыню она не смогла и утопила пальто в Яузе.
Уже подули вешние ветры, уже лед почти весь сошел, и тяжелая серая вода
поднялась в бетонных берегах и текла шумно, весело, и день прибавился очень
заметно, но было еще холодно.
Она сняла пальто на мосту через Яузу и бросила его вниз, и оно поплыло
лиловым пятном, широко раскинув рукава, тяжелея с каждой секундой,
напитываясь водой и погружаясь. Саша провожала его глазами до тех пор, пока
оно не скрылось под водой далеко по течению.
Пока она добежала раздетая до дому, так продрогла, что мама даже не
спросила про пальто: она сразу все поняла. Обняла ее, а потом раздела донага
у горячих труб парового отопления и докрасна растерла мочалкой, особенно
сильно ступни ног, так, что они прямо горели. Потом мама так же молча одела
ее как маленькую и только тогда сказала:
- У школе був чоловик, записывав на медичек. Пийдэшь у медсестры?
- Я? - удивилась Сашенька. - В медсестры? С удовольствием!
Так было решено, что после семилетки она пойдет в медицинскую школу при
одной из больших столичных больниц.
В медицинскую школу Сашенька поступила легко. А вскоре и мать перешла
туда работать уборщицей, оставив свое место в Сашенькиной школе.
До Москвы они с мамой, что называется, помыкались по белу свету.
Сна-чала, по рассказам мамы, жили в станице, где-то под Харьковом. Потом
мама завербовалась на край земли - в Благовещенск на Амуре. Если станицу
Сашенька не запомнила, то Амур помнила очень хорошо. Помнила почти
игрушечных китайцев в маленьких лодках посреди Амура-батюшки. Помнила вальс
"Амурские волны" - его всегда играли на нашем, русском берегу. Но особенно
врезалась ей в память рябая полоса воды свинцового цвета. В том месте, где в
Амур впадала Зея, полоса воды более темная, чем все зеркало реки. И сейчас,