"Максим Михайлов. Чего не прощает ракетчик" - читать интересную книгу автора

басил Померанец, на руках втаскивая в десантное отделение худосочного
пылающего температурным жаром парнишку. А дальше была такая же сумасшедшая
гонка обратно к жилому городку, где был госпиталь с хирургическим
отделением. И Севастьянов потом таскал туда спасенному ими лопоухому
срочнику из Рязани колбасу и пайковый летный шоколад. А Гром издевался над
ним, обзывая эти передачки телячьими нежностями, но как-то раз сам спалился
в палате выздоравливающих с полной авоськой дорогущих импортных апельсинов.
- Я говорил о том, - медленно и раздельно почти по слогам произнес
фээсбэшник. - Что Федеральная Служба Безопасности располагает совершенно
достоверными данными о том, что Ваши сослуживцы: Померанец, Громов и
Маркухин участвовали в осетино-грузинском конфликте в качестве расчета одной
из пусковых установок комплекса "Бук". За что им было выплачено весьма
приличное денежное вознаграждение.
- Я уже понял...
- Не перебивайте меня, пожалуйста, - окрысился оперативник. - Больше
того, по нашим сведениям именно этот расчет сбил российский бомбардировщик
Ту-23Р, в экипаж которого входил Ваш племянник.
- Об этом я тоже уже догадался... - ровный спокойный тон дается с
трудом, внутри будто разверзлась черная бездна, сердце трепыхается
беспомощной, запутавшейся в липкой паутине бабочкой, тяжелый наполненный
адреналином пульс тягуче отдается в висках. Но показывать сейчас то, что
чувствуешь просто нельзя. Потом, подальше от этого кабинета от самого этого
здания, наедине с собой можно будет позволить развязаться стянутым в крепкий
морской узел нервам. Можно будет изрыгать матерные проклятья, биться головой
о стену, разнести что-нибудь вдребезги, выплескивая из себя жгущую каленым
железом боль. На худой конец можно будет просто напиться до зеленых соплей.
Но только потом, сейчас необходимо держать себя в руках, помнить, что весь
разговор затеян не случайно и вот сейчас, когда опер думает, что достаточно
тебя раскачал, выбил из привычного равновесия и должно последовать то
главное, ради чего вообще сюда вызывали.
- Виктор Сергеевич, поверьте, мне тяжело сейчас с Вами говорить, но я
обязан это сделать. Так сложилось, что люди, с которыми Вы когда-то делили
тяготы армейской службы, напрямую оказались замешаны в гибели Вашего
родственника. Я понимаю, не легко в такое поверить, не легко осознать. Но
еще труднее принять тот факт, что истинные виновники даже не они, а тот
существующий на Украине антироссийский режим, что послал их на войну. Вот
против этого режима я и предлагаю Вам выступить, внести, так сказать,
посильную лепту в его уничтожение.
Несмотря на ураган бушующих внутри эмоций Севастьянов не смог
удержаться от улыбки, правда вышла она кривой и грустно-ироничной.
- Вы сами-то себя сейчас слышите? Вы к чему меня призываете? Устроить
на Украине революцию? Не кажется, что немного не по адресу обратились?
Как-то не те у меня масштабы.
В продолжение всей этой тирады, в которой прорвалось-таки давно
копившееся в Севастьянове раздражение, фээсбэшник довольно щурился, как
объевшийся сметаной кот. "Ага, пробрало все же!" - читалось на его сияющем
лице.
- Ну Вы себя недооцениваете, Виктор Сергеевич, - расплылся в улыбке
оперативник едва Севастьянов выдохся и судорожно заглотнул порцию воздуха
широко распяленным ртом. - Конечно, никакой революции мы от Вас не требуем.