"Максим Михайлов. Чего не прощает ракетчик" - читать интересную книгу автора

сбившийся с курса гражданский самолет, случайно оказавшийся в небе над
полигоном именно в момент пуска мишени и по ошибке принятый за нее.
Оставалось только надеяться, что на борту не было пассажиров. "Конечно, не
было, - подсказал изнутри кто-то незнакомый, даже сейчас сохранивший
холодную рациональность. - Иначе сейчас трупы были бы раскиданы по всей
степи". Несмотря на подчеркнутую жестокость мысли, в ней был известный
резон, и Севастьянов облегченно перевел дух. "А летчики? Экипаж? Как же
экипаж?" - вспомнил почти тут же. И сразу нашел ответ на свой вопрос.
Оранжевое полотно парашютного шелка само собой притянуло взгляд. Скрученное
смятой тряпкой оно валялось чуть поодаль. Тут же распростершись навзничь
широко раскинув в стороны руки и ноги лежал летчик в пятнистом армейском
комбинезоне и серо-стальном, похожем на мотоциклетный шлеме на голове.
"Значит все-таки армейский борт, не гражданский..." - мелькнула чужая
отстраненная мысль. А сжатый кулак уже вовсю молотил по кабине.
- Эй! Не видишь что ли, тут летчик! Давай к нему!
Рассерженно чихнув движком и обиженно рыкнув пониженной передачей
"шишарик" ловко довернулся, плюща мелкие степные кочки рубленым протектором
колес. Остановились прямо над телом, всего в нескольких метрах. Севастьянов
перескочил через борт, даже не дожидаясь, пока машина окончательно встанет.
Сухая, растрескавшаяся от жара земля, больно ударила по ногам, взметнулись
из-под каблуков облачка мелкой пыли.
Летчик лежал всего в двух шагах. Руки и ноги расслабленно раскинуты в
стороны, ногти скрюченных пальцев безжалостно впились в ладони, да так и
застыли в навечно сведшей их судороге. Забрало шлема опущено на лицо и густо
заляпано изнутри темной вишневого цвета кровью. Мертв. Никаких сомнений. Ран
на теле не видно, да и парашют вроде бы исправно раскрылся. Значит, успел
катапультироваться еще до попадания ракеты, возможно, думал, что спасся, но
тут его настигла ударная волна, разрывая кровеносные сосуды, плюща
внутренние органы, выбивая из глазниц вскипевший мозг. Преодолевая
отвратительную ватную слабость в коленях, Севастьянов сделал шаг к
распростертому на земле телу.
Неожиданно откуда-то сзади, из-за плеча вывернулся Гром. Севастьянов
лишь мельком окинул старлея взглядом, но даже после такого беглого осмотра
поразился произошедшей с ним в одночасье перемене. За время поездки черты
лица молодого офицера странным образом вытянулись и заострились, вокруг глаз
и губ залегли глубокие жесткие морщины, а сами глаза вдруг стали колючими и
холодными, похожими на прозрачные кусочки льда. Форма тоже поменялась и из
стандартной советской полевой хэбэшки вдруг стала пестрым чужим камуфляжем,
а на ногах вместо хромовых сапог появились кургузые ботинки на толстой
рифленой подошве. Ошарашенный такой переменой Севастьянов развернулся к
неспешно выбирающемуся из кабины полевику и замер, не находя слов. Полевик
оказался вообще незнакомым, горбоносым, заросшим сизой трехдневной щетиной.
Такого кадра в их части в принципе быть не могло. Понятно, что боевые и так
далее, но не бриться несколько дней, учитывая крутой нрав их начальника
штаба, не мог себе позволить ни один офицер, а тем более солдат. Хуже того,
заросший горбонос, как нечто само собой разумеющееся, тянул из кабины
масляно блестящий иностранный автомат неведомой Севастьянову конструкции.
Есть от чего полностью обалдеть! Впрочем, долго удивляться ему не позволил
Гром.
- Что долетался, гондон штопанный?! - прошипел он, кривя губы в