"Максим Михайлов. Чего не прощает ракетчик" - читать интересную книгу автора

Надо же, чего себе навыдумывал! Вот так вот действуют разговоры с
фээсбэшниками по душам на сон грядущий. Его невольно передернуло, всплыло
вдруг перед глазами перекошенное звериной ненавистью лицо Грома. Чужое,
незнакомое, несмотря на легко угадывающиеся черты известного тебе как
казалось до самого донышка души человека. Хотя нет, видел он у сослуживца
нечто похожее и раньше, замечал как-то, просто забыл, точнее старательно
выкинул из памяти.
Тогда горела степь. Обычный летний пожар вызванный непонятными
причинами, то ли осколком стекла случайно сфокусировавшим солнечные лучи на
горючей как порох бурой траве, может брошенным бестолковым бойцом с
проезжающей машины окурком, или еще какими-нибудь неведомыми людям
причинами. Короче, ничего экстраординарного, степь летом горит частенько.
Порой выгорают весьма даже солидные площади, оставляя на теле земли хорошо
видные с вертушки черные проплешины, неправильной прихотливой формы,
зависящей от капризов вечно дующих здесь ветров.
В этот раз все совпало очень неприятно для испытателей. Ветер гнал
сплошную стену огня прямо к месту хранения ракет на открытой площадке.
Полоса безопасности по разгильдяйству ответственного за хранение не была
вовремя перепахана, и огонь перепрыгнул ее играючи с жадностью накинувшись
на выбеленные временем доски окружающего площадку забора, за которым ждали
несколько десятков боевых ракет. Подрыв дремлющих до поры на складе "птичек"
со всей непреложностью должен был полностью снести с лица земли все вокруг
включая казарму с солдатами и полный офицеров штабной корпус. Малейшая
растерянность, буквально минутное промедление в сложившейся ситуации могло
обернуться парой сотен похоронок для родных и близких... Поэтому разбираться
в званиях, чинах и должностных обязанностях было некогда абсолютно, за багор
и пожарное ведро на равных правах хватались и сопливый первогодок из роты
охраны и седой полковник - начальник испытательного отдела.
Севастьянов со своими подбежал к площадке, когда вблизи ракет от
невыносимого жара уже лопалась кожа на лицах. Закрываясь полами курток от
опаляющего дыхания ревущего всего в нескольких метрах пламени офицеры
принялись крушить пылающий забор, растаскивать в стороны горящие доски,
разбивать занявшиеся укупорки с частями ракет. Тупые пожарные топоры и
несколько багров сорванных с торчащего рядом щита оказались неважным
подспорьем и исход схватки людей с огнем клонился то в ту, то в другую
сторону. Люди дрались в буквальном смысле за свою жизнь. Огонь тоже не желал
уступать...
Тогда-то Севастьянов и увидел одну из самых жутких картин в своей
жизни, долго преследовавшую его после в ночных кошмарах. Почти в центре
площадки лежали укрытые прорезиненным брезентом боевые части,
демонтированные в свое время с ракет. Штук десять не меньше. Четыреста
килограмм тротила в самом центре площадки обороняемой от несокрушимым валом
накатывающейся из степи стены огня редкой цепочкой усталых обожженных людей.
На сваленные кучей, похожие на огромные нитяные катушки боевые части никто
особо не обращал внимания, они были за спинами, в тылу, в безопасности.
Огненная стихия бесновалось впереди, опаляя лица, напрочь сжигая брови,
поэтому назад никто даже не глядел и, как оказалось, зря. Подожгло ли
брезент случайно отлетевшей искрой, или бушующее пламя каким-то образом
умудрилось перепрыгнуть десятиметровое заасфальтированное пространство так и
осталось тайной. Просто в какой-то момент, когда Севастьянов оглянулся,