"Пьер Милль. Святая грешница " - читать интересную книгу автора

того, я заказала печень белых гусей в меду...
- И цыплята?
- Ах, да, чуть не забыла! Подожди здесь, я сейчас пойду и выберу самого
лучшего, живого.
Ордула осталась одна. Она быстро опустила в сундук, между свертками,
принесенные ею книги и поспешила присоединиться к Миррине, которая прошла во
внутренний двор с двойным рядом колонн. Рабы делали там приготовления к
ужину и накрывали низкий стол: Феоктин и его гости вкушали пищу, сидя на
подушках, а не лежа, как это было в обычае у римлян.
По другую строну колоннады возвышалась статуя Изиды, которую теперь
чтила Миррина, с нежным и задумчивым лицом. К выражению сладострастия на нем
примешивалось выражение вдумчивой, чисто земной кротости, несвойственной
другим богам.
То девственница, то возлюбленная Озириса, то снова девственница,
оплакивающая своего умерщвленного и растерзанного на куски любовника, то
снова любовница, после того как ей удалось по кускам собрать окровавленное
тело и воскресить его, - Изида, имевшая среди своих первых почитательниц
одних только проституток, принимала теперь поклонение со стороны женщин
безупречного поведения и вполне порядочных людей. Она воплощала собой
безграничный свет, милосердие, учила смертных очистительным ритуалам,
которые сулили вечное блаженство. Миррина благоговейно облачила мраморную
статую богини в полотняные одежды, скрестила на ее груди синий шелковый плащ
с золотой бахромой, повесила ей на уши продолговатые жемчужины в форме слез,
а на шею золотое ожерелье, украшенное драгоценными камнями.
Ордула, разрезав одним ударом ножа цыпленка, внимательно рассматривала
брызги крови, которые оросили белые мраморные плиты; потом она разрезала еще
трепещущую грудь, исследовала легкие, мозг. Миррина дрожала всем телом.
- Что ты хочешь знать? - спросила ее Ордула. - Дай мне руку!
- Прежде всего, будет ли Феоктин любить меня вечно?
- Он будет любить тебя до смерти.
- Какая странная улыбка у тебя! Я не хочу умирать, я хочу любить. Но
мне хотелось бы знать кое-что другое... Послушай! Помнишь куклу, которая
была у меня в той комнатке? Я часто говорила Евриномии: "Как бы мне хотелось
иметь живую куклу! Мне хочется играть с живым ребеночком. Дети так мило
шевелят своими толстенькими ручками и ножками, когда их моешь и одеваешь. А
когда им поешь песенку, то они смотрят вверх, куда-то в небеса". Но
Евриномия отвечала мне: "Потом, позже. Эта мысль недурна; но только не
теперь. Ребенок, дочка? Подожди! Подожди десять лет, по крайней мере! Сейчас
ты сама еще маленькая девочка". Теперь я уже не маленькая девочка, раз у
меня всегда один и тот же возлюбленный, точно у какой-нибудь важной дамы. На
куклу я почти перестала смотреть: я одеваю теперь Изиду, мать-девственницу.
Видела ее? Ну, так скажи мне, будет ли у меня то, о чем я мечтаю?
- Мне кажется... Но до этого случится так много... Остерегайся площади,
где я вижу храм и человека, который повелевает толпой. Он - враг твоей
мечты.
- Разве можно идти против своей судьбы?.. Ты качаешь головой. Мне
страшно... Но ты не виновата; ты говоришь то, что видишь, не правда ли? Я не
сержусь на тебя, Ордула. Вот, возьми и пойди на кухню. Тебе дадут кое-чего
для твоего Ретика.
Поэт Сефисодор был маленький человечек эллинского происхождения,