"Генри Миллер. Улыбка у подножия лестницы (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Опомнись! Ты же погубишь Антуана!!! - хватался за голову директор.
- Наоборот! Я вылеплю его заново! Терпение, друзья, умоляю, наберитесь
терпения! Все будет хорошо!
- Это уже хорошо, слишком хорошо! Остановись! Иначе Антуану конец!
На препирательства не было времени. К выходу готовились акробаты, и
надо было расчистить для них арену.
Когда вновь объявили клоунов, по залу прокатилась волна оживления. Едва
Огюст показался из-за кулис, народ впал в неистовство. Все повскакивали со
своих мест, захлопали в ладоши, засвистели... "Антуан! Антуан! " -
скандировала публика.
Обычно Антуан выступал с одним-единственным сольным номером, плоские
шутки которого давным-давно набили оскомину и зрителям, и ему самому. Огюст
нередко прикидывал, как бы он сам обыграл ту или иную сценку, что подправил,
дабы облагородить это убожество. В такие минуты он казался себе мастером,
который доводит до ума наспех намалеванную нерадивыми учениками картину...
Тут штрих, там мазок, в итоге от оригинала не остается ничего, кроме разве
что самой темы, и рождается Чудо.
Огюст шаманил. Терять - что ему, что Антуану, - было нечего, а между
тем вдохновение безудержно выплескивалось на холст арены. Отмороженный номер
оживал с каждым новым жестом, гримасой, поворотом головы. Ни одна мелочь не
ускользала от внимания Огюста, попутно запоминавшего, на что обратить
внимание товарища, чтобы тот сам удерживал свою жар-птицу. Огюст был
одновременно Творцом, Антуаном, и при этом оставался собой. А вдалеке уже
маячила четвертая субстанция, которой вскоре предстояло обрести более четкие
формы. Антуану предстояло стать Великим Лицедеем. Огюст щедро вдыхал жизнь в
свое творение, стараясь, однако, не переборщить со слабостями, присущими
человеческому существу. Кумиру они ни к чему! Чем больше он об этом думал
(удивительно, право, сколько мыслей может одновременно вертеться в голове,
пока произносишь слова простенького текста!), тем больше убеждался в
правильности своего шага. Клоуна Огюста больше не существовало. Но и новым
Антуаном Огюст становиться не собирался. Он хотел прославить настоящего
Антуана, чтобы больше никто никогда и не вспомнил об Огюсте.
На следующий день местные газеты пестрели хвалебными откликами. Огюст с
директором помалкивали, кроме артистов труппы, о болезни клоуна никто не
знал, а тот пребывал в счастливом неведении о своем грандиозном будущем,
посему перспективы рисовались весьма многообещающими.
Огюсту не терпелось навестить Антуана. Он счел, что вываливать ворох
газет на больного пока не стоит, а вот намекнуть на благоприятные перемены
будет в самый раз. А то от обрушившегося как снег на голову успеха бедняга
может и умом тронуться. Огюст подготовился к визиту, старательно продумал,
что скажет Антуану. Ему даже в голову не приходило, что его подопечный может
не оценить вчерашней авантюры по достоинству.
Огюст еле дотерпел до полудня и, пританцовывая на ходу, поспешил к
кибитке Антуана. Он был уверен, что Антуан воспримет свершившееся как
должное. Но все же для самоуспокоения в разговоре с невидимым собеседником
приводил новые и новые доводы в защиту своего поступка. "В конце концов, -
размышлял он, - я лишь подтолкнул его. Грешно упускать такой шанс...
Ловкость рук, как говорится, и никакого мошенничества... " Огюст прибавил
шагу. "Я никого не обманул, ничего не украл, - билось в голове. - Человек
мечтал о славе, вот она с ним и случилась. Какая разница, неделей раньше,