"Лариса Миллер. Заметки, записи, штрихи..." - читать интересную книгу автора

руку, каждый раз обнаруживала замшу или шелк перчатки. (Таков эффект
знаменитого, непереводимого на русский западного "прайвеси"). Может быть,
"виновата" цивилизация, западный антураж - глянцевый, с иголочки. Или
излишняя (как я это ощущаю) целесообразность, упорядоченность, разумность
существования, когда начинает казаться, что где-то за пультом сидит
аккуратный диспетчер в нарукавниках и управляет процессом. Но главная моя
задача - не определить, что ТАМ, а понять, в чем притягательность ЭТОЙ
части суши, ее, несмотря ни на что, неповторимое обаяние. Для меня оно,
видимо, в том, что ТОЛЬКО ЗДЕСЬ физически ощущаю ток жизни, токи ее, нерв
и трепет. ТОЛЬКО ЗДЕСЬ чувствую, как она вспыхивает, захлебывается от
полноты, выбивается из сил, разрушается, гаснет. И чудится, будто в этой
точке планеты расположена творческая лаборатория самого Господа Бога, его
сырьевая база, карьер, из которого он черпает все необходимое для
сотворения мира. "Сотворение мира" - звучит красиво, а на деле это жесткий
и жестокий процесс, осуществляемый методом проб и ошибок. Неудачное
отбрасывается. И эти отбросы, отходы производства, полуфабрикаты,
недовоплощенные Божьи замыслы - они тоже копятся здесь, превращая Россию
не только в Божью кузницу, но и в свалку, с ее откровенными и бесстыдными
подробностями. Непременные атрибуты здешней жизни - запустение, сиротство,
медвежьи углы, "газ выхлопной, беспризорная кошка в ограде церкви,
червивая груша, бутылочный звон о холодеющий камень" (Бахыт Кенжеев).
Сколько раз, находясь на Западе, туго затянутом в корсет цивилизации,
вспоминала зону из "Сталкера" - непредсказуемую землю, сохранившую живые
следы былых катаклизмов и существующую по своим едва уловимым законам.
Такова Россия. Слушая ее неровное дыхание, никогда не знаешь, чего ждать:
ветер ли поднимется, дождь ли хлынет, земля ли уйдет из-под ног. И душа
аборигена - тоже зона, где возможно все - и высоты, и провалы. "В русской
природе, в русских домах, в русских людях я часто чувствовал жуткость,
таинственность, чего я не чувствую в Западной Европе, где элементарные
духи скованы и прикрыты цивилизацией", - пишет Бердяев в "Самопознании". А
несколькими строками раньше, сетуя на отсутствие у западного человека
"свежести души", говорит: "Западные культурные люди рассматривают каждую
проблему прежде всего в ее отражениях в культуре и истории, то есть уже во
вторичном. В поставленной проблеме не трепещет жизнь, нет творческого огня
в отношении к ней". Речь идет о 20-х годах. Семьдесят лет прошло с тех
пор. Семьдесят катастрофических лет, в течение которых постоянно шла
кровавая и бескровная селекция, подвергавшая выбраковке именно тех, в ком
"трепетала жизнь" и горел "творческий огонь". Но и в нынешней сильно
оскудевшей России этот дух еще жив. Сколько я встретила за свою жизнь,
особенно в детстве и ранней юности, страстно увлеченных людей! Подчеркиваю
- "страстно". Именно этого качества не хватало Бердяеву в западном
человеке.
На Западе существует понятие "стиль жизни" (life style), когда ищущий
человек примеряет на себя тот или иной способ существования, ту или иную
веру или систему взглядов. Одни находят себе гуру, другие - бегут от
цивилизации к природе, третьи - и вовсе бродяжничают, не желая подчиниться
установленному ходу вещей. Казалось бы, родные мятежные души. Уж где-где,
а в России всегда были калики перехожие, чудаки, правдоискатели. Но
разница есть, и она огромна. ЗДЕШНИЙ поиск происходит от НИЩЕТЫ ДУХА,
ТАМОШНИЙ - от желания найти в благополучном и практическом мире хоть