"Александр Мильштейн. Серпантин " - читать интересную книгу автора

Алушта, галушка, баклуша... Он не мог найти рифму... Опушка? Может быть,
опушка, - подумал он, - а может, и Алушта была, что мы вообще знаем... Он
вспомнил, что кто-то ему говорил от чего умер Курехин... Рак сердца... Так
не бывает, - сказал тогда Манко, - или-или... Он действительно думал, что
умирают либо от рака, либо от сердца, но так, чтобы это сошлось в одном...
Манко подумал, что за Курехина надо выпить, за упокой души, хоть он и не
понимает эту музыку... Он вернулся в кафе, взял еще сто... Ему вспомнился
его родной дядя - который и привел его впервые в секцию бокса. У дяди не
было своих детей, и он, что называется, "отдавал Лене всю душу"...
Манко вспомнил, как дядя вел бой с тенью и сломал себе нос... Странно
было это вспоминать, особенно во время похорон... Дядя давно умер, но не
молодым, как Курехин, а в приличном для смерти возрасте... Манко на
похоронах представлял себе дядю в шляпе, сражающегося с тенью на кирпичной
стене в их дворике... Дядя это делал, ожидая, когда придет домой его брат,
отец Манко, что-то нужно было дяде от него в тот вечер, он зашел без звонка,
не застал дома... Вышел во двор и стал, чтобы убить время, боксировать со
своей тенью... А потом пришла семья Манко и увидели родственника на скамейке
с кровавым лицом, отец закричал: где, кто... Смешно на самом деле, - подумал
Манко, - но это мог только дядя Коля, я на такое не способен, даже при всей
ситуации... Вот только не нравится мне это чувство... Странная такая круглая
клетка... Манко стоял рядом с тренажером, сжимая руками ребра-рельсы,
которые, закругляясь вверху, резали небо на синие ромбы. Потом отпустил их и
пошел не совсем твердым шагом по набережной. Увидел табличку со словами
"Номера с питанием" и свернул в калитку какого-то санатория, или бывшего
санатория, ему было теперь уже совершенно по сараю, и через десять минут он
ввалился в белую комнатку и, не раздеваясь, рухнул на кровать, которая
издала громкий стон. Прежде, чем заснуть, Манко вспомнил рассказ отца о том,
как когда-то в молодости в общественном туалете на него обрушилось стекло.
Выпало из рамы - само по себе, может от ветра, и упало на отца огромными
осколками. У стоявшего рядом человека так порезало детородный орган, что еле
сшили, и никакой он теперь был не детородный...
А отец, выходя из дому, долго думал, надевать ли широкополую шляпу. В
конце концов надел - и, по его словам, это его спасло. Эту историю отец
рассказывал Манко еще в детстве, и сейчас Манко подумал, что если бы отец
тогда не надел шляпу, то могло бы не быть теперь никакого Лени... Это было
бы странно... Или не странно? Никогда не рождаться... Но во всяком случае,
Манко раньше об этом никогда не задумывался. Он решил купить себе завтра
шляпу... Стекло-не стекло, но солнечного удара можно избежать... Он вспомнил
ржавые останки бульдозера, которые видел днем на одном из пляжей... Вдруг
приподнялся, сел на край кровати, взял в руку член и стал поворачивать его
по часовой стрелке, чувствуя при этом примерно то же, что водитель грузовика
с заглохшим на морозе двигателем, когда вращает вставленную в ротор
железку...
Манко крутил свой член и будучи уже в невесомости... И в полном
согласии с законом сохранения импульса... Тело Манко теперь тоже
вращалось... В ржавом остове бульдозера, летящего в космосе... Леня Манко...
Скажем, спал... А что делали другие персонажи, мы еще не знали...
Один, кажется, пытался припомнить свои стихи двадцатилетней давности...
Точнее песенку - из несостоявшегося кинофильма... На музыку Бродского... И
бродил один, без своей девочки, по вечернему Коктебелю...