"Рауль Мир-Хайдаров. Двойник китайского императора [D]" - читать интересную книгу автора

депутатом станет другой бригадир, раз не хватает ума воспользоваться упавшим
с неба счастьем.
Так оно и случилось.
И все-таки что-то общее между дуче и хозяином кабинета было, хотя вряд
ли тот держал апенниннского диктатора за образец - находились примеры куда
ближе. Но говорил он, лицедействуя и так же низко опустив и набычив тяжелую
голову, порой заговаривался, переходил то на шепот, то на крик, то сверлил
взглядом, испепеляя собеседника, то ненвольно надолго упирал взгляд в стол,
бормотал что-то отвлеченное, не имеющее вроде отношения к делу и вдруг
оборачивавшееся неожиданной гранью, чтобы придать предыдущей фразе или всей
мысли зловещее звучание.
Нет, не прост был новый секретарь обкома, не прост, и в сумбуре его
речи, если быть внимательнным, сосредоточенным, не потерять от испуга и
волнения контроль, можно было четко уловить странную последовательность
мышления, паразитинрующую на страхе сидящего перед ним человека. Пожалуй,
манера внешне бессвязной речи, преднполагавшей множество толкований,
оттенков, легко позволявшая развить, если надо, диаметрально
пронтивоположную идею или, при случае, потом вовсе отказаться от сказанного,
невинно утверждая, что его не так поняли, сближала дуче и хлопкового
Наполеона.
Как бы ни был неприятен Тилляходжаев Махмудову, он не мог не отметить
зловещего таланта первого, с каждой минутой речи пропадало ощущение его
заурядности, ущербности, позерства, хотя чувнствовались и игра, и режиссура,
забывался и смешнной стол-аэродром, и карликовые стулья и не бронсался уже в
глаза наполеоновский рост. Видимо, он все это знал, чувствовал и потому
всегда долго говорил, уверенный, что он своим бесовством зандавит любого
гиганта, в чьих глазах уловит скрытую усмешку по отношению к себе.
Одним из таких "усмехающихся" он считал Пулата Муминовича, зятя бывшего
хозяина перестроенного кабинета, руководителя самого крепкого райнона в
области. Хотя Иноятов никогда Тилляходжаеву ничего плохого не сделал, даже
наоборот, когда-то рекомендовал в партию, ему очень хотелось увидеть мужа
его дочери на кроваво-красном ковре жалким и растерянным, молящим о пощаде.
Многие больншие люди ползали тут на коленях, и ни одного он не спешил
удержать от постыдного для мужчины поступка, более того, тайно нажимал ногой
под стонлом на сигнал вызова, и в кабинет всегда без прендупреждения входил
помощник, а он уж знал, что жалкая сцена должна стать достоянием
общественнности. Холуй понимал своего хозяина без слов.
Впрочем, окончательно уничтожить, растоптать Махмудова Тилляходжаев
цели не ставил - слишком большим авторитетом тот пользовался у народа, да и
хозяйства у него на загляденье. Не всякому вернному человеку, целившемуся на
его район, удалось бы так умело вести дело, а ведь кроме слов, пронжектов
нужны были иногда результаты, товар линцом - нет, не резон хозяину кабинета
перекрыть до конца кислород гордому Махмудову. Хотелось лишь воспользоваться
счастливо выпавшей удачей и занставить того гнуться, лебезить, просить
пощады и в конце концов пристегнуть к свите верноподданных людей, и еще:
чтобы всю жизнь чувствовал себя обязанным его великодушию. Материал, которым
он случайно разжился, на Махмудова, если им умно распорядиться, вполне
достаточен, чтобы поставить на судьбе Пулата Муминовича крест.
Если бы Тилляходжаев не посвятил свою жизнь партийной карьере, из него,
наверное, мог получитьнся писатель, весьма оригинально мыслящий, а главнное,