"Рауль Мир-Хайдаров. Ранняя печаль (Роман)" - читать интересную книгу автора

общения нормальных людей, и тщательные проборы в давно немытых, посеченных,
редких волосах, и кокетливый платочек в кармашке затертого пиджака. И для
них единственное место на свете, где есть возможность, хоть и призрачная,
поддержать давно утраченное достоинство - это "Лотос": он как соломинка для
утопающего. Здесь, приобретая на свой мятый рубль - может быть,
заработанный в унижениях, - стакан вина, пьющий как бы говорил своим
многочисленным недоброжелателям: "Видите, я не бегу в магазин за бутылкой за
тот же рубль и не скидываюсь на троих в подворотне. Для меня главное не
выпить, я пришел в кафе пообщаться с интересными людьми - посмотрите, кого
здесь только нет!"
Что и говорить, контингент у "Лотоса" действительно собирался не только
живописный, но и разношерстный. Многие забегали сюда после службы, о чем
свидетельствовали потрепанные, под стать хозяевам, портфели, хотя чаще в
ходу у завсегдатаев были давно вышедшие из моды и обихода кожаные папки.
Порою Дасаеву казалось, что здесь собрались последние владельцы подобного
антиквариата. Вероятно, наличие портфеля и папки, так же как и галстука,
вселяло в их хозяев некую уверенность в своих силах, а может быть, по их
шаткому убеждению, являлось атрибутом связи с тем ушедшим вперед миром, в
котором они, считай, уже и не жили, а так, заглядывали иногда. То были
специалисты разного уровня, опускающиеся все ниже и ниже по служебной
лестнице. Служили они, скорей всего, в каких-то несчетно расплодившихся в
последние годы конторах, обществах, товариществах, потому что трудно было
представить их работающими в серьезных, солидных учреждениях, где надо было
работать с полной отдачей.
Первое впечатление о широте тем и интеллектуальности бесед, ведущихся
возле "Лотоса", у Дасаева вскоре развеялось, и вовсе не потому, что
приверженцы портвейна вдруг перестали вещать о еврокоммунизме или тибетской
медицине. Тематика разговоров по-прежнему удивляла его, но он понял и
другое: беседы носили случайный, поверхностный характер, они, так же как
портфель или галстук, помогали этим людям ощущать себя все еще причастными к
другой, настоящей, духовной жизни.
Желание узнавать новое, сопереживание, осуждение или одобрение - эти
простые человеческие чувства для них уже перестали быть жизненной
необходимостью. Да и на работе, если она у них действительно была - ведь
наличие портфеля не обязательная тому гарантия, - их уже вряд ли кто
воспринимал всерьез, равно как и дома, в семье. А им всем ох как нужно было
внимание, - ведь это настоятельная потребность человека - чтобы его кто-то
слушал и, самое главное, понимал. Гайд-парка у нас нет и не предвидится, а
"Лотос" - вот он, рядом, здесь тебя выслушают с вниманием, возразят тебе
или поддакнут, здесь ты не один, здесь ты свой. Вот и приходили они в свой
собственный "Гайд-парк", нашпигованные обрывочными эффектными сообщениями из
газет и журналов - благо, информации в наш век хватает с избытком, а
времени свободного у них было хоть отбавляй.
Большинство посетителей "Лотоса" держалось тихо, мирно, несуетливо,
некоторые даже с осторожностью, с какой-то опаской, - видимо, не раз их
била жизнь и приходилось обжигаться. Таких выдавали глаза: затравленные,
жалкие, в них не читалось ни силы, ни желания вступать в какую бы то ни было
борьбу, даже за себя.
Вольнее, свободнее чувствовали себя люди творческих профессий или
выдававшие себя за таковых. Один - очень шумный, потрепанный блондин в