"Рауль Мир-Хайдаров. Оренбургский платок" - читать интересную книгу автора

В тот вечер плач из Мартука, наверное, в самом Оренбурге был слышен".
А директору ли не знать об этом: митинг-то на другой день в школе
прошел. В похоронке нашей, одной-единственной, написано было: "Пропал без
вести". А куда ему, отцу вашему, там пропасть, когда мужики из Мартука
вокруг него и держались. Весельчак и верховода отец ваш был, да и партийный
к тому же. И в эшелоне, который целый час простоял в Мартуке, он старшим по
вагону ехал.
Пошли мы тут же с директором вашим в собес, правда, я во дворе
осталась. Сил моих больше не было, боялась - драться кинусь. Час жду,
другой - вылетает вдруг Юрий Александрович и, на ходу оборачиваясь, совсем
не по-учительски ругается: "Сволочи! Бюрократы!" Потом немножко поостыл и
говорит: "Ты уж, Гульсум-апай, наберись терпения и жди, а я в Москву
напишу". Полгода ждала, а Кузнецов все это время в разные учреждения писал,
но пенсию все-таки выправил. Добрыми делами и на добрых людях земля
держится, никогда не забывайте об этом, дети...
Декабрь пришел в занесенный снегами Мартук студеными ветрами. На дню
несколько раз меняя направление, ветер сбивал с ног прохожих. Закрутило,
заметелило. В школе отменили занятия.
Ветер, завывая в трубе, рвался в землянку, словно собирался ее
разворотить. День и ночь, не умолкая, гудели за окном натянутые, как тетива,
заиндевелые провода. Гульсум, подкладывая кизяк в ненасытную утробу печи, с
тревогой думала: "И в это воскресенье, видно, не бывать базару, кто рискнет
приехать из аулов в такой буран?"
Купленный ею с Фаридом кизяк убывал, казалось, не по дням, а по часам.
Гульсум, накинув фуфайку, кидалась к соседям, дальним и близким: купить,
взять взаймы, выменять десяток кизяков. Иногда удавалось.
"Только бы пурга унялась к воскресенью",- молила Гульсум и, хотя денег
у нее на такую большую покупку, как воз кизяка, не было, верила, что казахи,
не раз выручавшие ее, поверят в долг и в этот раз.
В такие вечера, когда на улицу и выглянуть-то было страшно, приходил
гость. Появлялся он всегда неожиданно, и скрипучая дверь отворялась
бесшумно. Сначала дверной проем заполнял большой грязный канар с заплатами,
который гость ставил тут же, у двери, а сам возвращался в сенцы и долго
отряхивал там полушубок и казахский малахай - тумук. Входил в землянку уже в
гимнастерке.
- Гимай-абы, вам идти с другого края села, из-за станции, не боитесь
сбиться с пути в пурге? И как это у вас ловко с нашей старой дверью
получается? - спрашивала Фания.
- Я, дочка, с первого дня начинал в дивизионной разведке, а кончил во
фронтовой.
- А почему вы папу с собой не взяли? - Фарид перебирался поближе к
гостю.
- На войне, Фарид-батыр, не спрашивают, кто с кем рядом хочет воевать.
Меня в эшелоне приметил какой-то майор; не доезжая Москвы я и распрощался с
Мирсаидом.
Гульсум молча возилась у плиты.
- Наживешь ты, Гимай, с этим канаром беды,- говорила она гостю за чаем.
Гимай, поглаживая чапаевские усы, смеялся.
- Сколько раз объяснял тебе, что за мной числятся только штуки кож, а
посылают нам в вагонах нестриженые шкуры. Кожзавод наш - одно название, а на