"Рауль Мир-Хайдаров. Путь в три версты" - читать интересную книгу автора

которыми они перевязаны, и он держится чуть поодаль от туго набитых мешков.
И где только мать их столько откопала! Они с матерью в поле одни. Его
одноногий отчим, тяжело раненный поl Сталинградом, приезжает только сажать.
Радостное и легкое это дело по весне! А уж убирают они вдвоем...
Дожидаясь своей очереди на промкомбинатовскую полуторку, Дамир сгребает
в кучи пожухлую ботву, перекладывает ее сухой травой, и вот уже от огорода
Каспаровых тянутся к реке прозрачные дымные шлейфы.
Наконец-то прямо по полю идет к ним костлявый, больной грудью
Мирзагали. По глазам видно, что он : уже навеселе.
- Марзия-апай, - обращается он еще издалека к матери, - ближе подъехать
не могу, не выехать потом, арба моя такая же хилая, как и хозяин, - шутит
неунывающий многодетный шофер. - Вот я и решил вам помочь. - И Мирзагали
берется за самый большой грязный мешок.
- Брось, дорогой, брось, - кидается к нему мать,- не дай господь,
пойдет снова горлом кровь...
Весельчак Мирзагали хмурится, и с лица его сбегает улыбка.
В два шага Дамир оказывается у мешков. - Мирзагали-абы, вы с мамой
только помогите мне на спину закинуть, а там я донесу...
Мать с шофером пытаются поддерживать тяжеленный мешок сзади, но куда
там! Дамир, прибавляя шаг, почти бегом спешит к откинутому борту трофейной
машины. Откуда только и сила взялась! Во сне он почему-то не ощущает тяжести
огромного мешка, ему легко и весело от сознания своей силы.
А то снилась ему весенняя пора, когда до сенокоса еще не один день, а в
Степном на каждом углу только и было слышно: "На сено... на сено..."
В ту пору в редком сарае не было коровы, а в казахских и татарских
дворах еще козы и овцы, а то и верблюд. Да и белую овцу, как называли в
мусульманских домах свинью, держали почти в каждой русской в немецкой
усадьбе.
Зимы в степные оренбургские края приходят ох как рано, а уходят ох как
поздно! Сена на этот долгий срок нужно много - и на подстилку, и на корм.
На заливных лугах у реки не косили, там пасли овец с фермы и личных
коров. Зарабатывать сено отправлялись в дальние казахские аулы и русские
села. Расчет был прост и честен: девять машин или волокуш колхозу, десятая
тебе. К этой поре взрослые приурочивали свои отпуска, а у ребятни каникулы.
У кого в городах жили взрослые дети, тех ожидали к сенокосу. Не заготовить
старикам на зиму сена считалось последним делом.
В какую-то неделю съезжалась в Степное молодежь, все больше из
близлежащих городов, а то вдруг объявлялся какой-нибудь позабытый Асхат из
Ташкента или Николай с шахт Караганды...
У одних были постоянные артели, работавшие из года в год в одном
колхозе, но чаще всего компания сколачивалась заново. Из конца в конец села
мотались подростки, чтобы попасть в ту или другую артель, да дело это было
не таким простым. Одна артель была заманчивее другой. Если в компании
взрослых из Степного было легче и больше было шансов, что на недельку раньше
завезешь во двор сено, то в компании сверстников, где верховодили ребята на
год-два постарше, было куда веселее. Конечно, взрослые у колхоза и того
потребуют и другого, но ведь и артель ребят никогда не возвращалась в
Степное без сена. За каждым подростком стояла семья, обожженная войной, и об
этом знали издерганные председатели, которые с отцами этих ребят уходили на
фронт, да не все вернулись назад. Самые шумные и веселые артели, конечно,