"Павел Андреевич Мисько. Красное небо " - читать интересную книгу авторабудет после войны. С ним можно было говорить сколько угодно и о чем угодно.
А Степа заходил раза два. Повертится в хате - "Ну, что? Ну, как ты?" - словно не находит себе места. Скучно ему было с нами. - С Филькой подрался... Из-за Тани... - сказал однажды Петрусь, как только за Степой хлопнула дверь. - А Филька обрез таскает с собой... Во-от такой! - развел руки в стороны Петрусь. - И патроны к нему есть... Грозится: "Я вам покажу!" Стреляли из обреза за гумном... - Что - и тебе давал пальнуть? - Давал... - виновато шмыгнул носом Петрусь. Черт знает что происходит, пока я валяюсь в постели! И что надо этому Глячку? Почему он подбивает клинья к Петрусю? - Ты ничего не выболтал ему? Он выспрашивал у тебя о наших делах? - Не-е-ет... - протянул Петрусь. - Я дурачка разыгрываю, вроде не понимаю ничего... - Ты ясно ответь - спрашивал? - Нет. Предлагал и мне сделать обрез... И патронов дать. Он, знаешь, как свой сделал? Сунул ствол в воду и стрельнул - как ножом отрезало! - Врет он... Я слышал, если так сделать - ствол разорвет... А что он просил взамен у тебя? - Он не просил... Он говорил: "Давай наделаем обрезов! У меня есть еще одна винтовка! А сколько у вас?" - А ты что? - А что я? Ничего... Нет, говорю, у нас оружия. Запрещено - немцы убьют, если найдут. Это тебе, говорю, хорошо: батька полицейский, у немцев служит... догадывается, что-то подозревает. И не по его ли заданию Филька полез с дружбой к Петрусю? Последние дни своего заточения я просидел у окна, завернув платком шею и закутавшись в отцовскую суконную свитку. Сукно было домотканое, старое, оно выгорело на солнце, вылиняло под дождями и сейчас пресно и вкусно пахло черствым хлебом. Я с наслаждением вдыхал этот чудесный запах и все смотрел на улицу. И лучше бы я еще несколько дней пролежал, чем увидеть такое... Степа и Таня, вдвоем, тащили на салазках сырые ольховые дрова - длинные стволики-палки. Свежие срезы на них краснели, будто их смочили кровью. Таня была в чиненном-перечиненном бабкином кожушке, теплом, в черно-серую клетку, платке. Длинные концы платка перекрещивались на груди, как пулеметные ленты, и на спине были завязаны узлом. На ногах у нее были те же ботинки, в которых она пришла из Гродно. Они здорово "просили каши" и сейчас хватали холодный снег. "Поморозит ноги..." - подумал я. И тут же обругал себя: ну и что? Не было печали - жалеть эту "немку"! Я должен ненавидеть ее, как ненавижу сейчас Степу... Предателя Степу... Ишь, гребет рядом с ней своими длинными ходулями снег. Рот до ушей... Весело, видите, ему! Улыбается!.. "Скажу Сергею... Обязательно скажу!" - твердо решил я. Но другое событие вынудило меня забыть на время обо всем. Послышался натужный рев моторов. Из переулка, откуда начиналась дорога на Слуцк, въехало в деревню несколько огромных пестро раскрашенных тупорылых машин с натянутым брезентом над кузовами. Впереди колонны медленно |
|
|