"Джулиан Митчелл. Подручный бакалейщика" - читать интересную книгу автора

Менгель время от времени делал внезапные и не совсем уверенные попытки
избавиться от лишнего жира. Таким образом, спекуляция на папенькином брюхе
была более или менее постоянной или, вернее, традиционной среди товарищей
Гарри по школе, и он ей отнюдь не препятствовал и без всяких угрызений
совести клал в карман свои десять процентов.
Но не только эта преждевременная деловитость отличала Гарри от его
сверстников. Он, конечно, воровал яблоки, бил стекла, играл в крикет в
переулках, гонял мяч и прочее тому подобное, как всякий английский
мальчишка, но делал он это без особого увлечения - так по крайней мере мне
казалось. Надо, пожалуй, вам объяснить, что я картертонский школьный
учитель. Ладно, знаю, можете пойти и потрепаться с буфетчицей, если это
вам интереснее. Так вот, когда я говорю "школьный учитель", это не значит,
что я там единственный, нет, у нас в Картертоне есть полная средняя школа,
и даже совсем неплохая, только очень маленькая, и я один из семи учителей,
не считая еще четырех учительниц. Но, имея вполне определенное мнение о
своих коллегах, я все-таки склонен считать себя вроде как бы единственным,
хотя наш директор, который всегда старается быть почти до невыносимости
справедливым, конечно, сказал бы, что я всего лишь один из его штата. Это
все, впрочем, неважно, а я вот к чему веду: Гарри был очень неглупый
мальчик, со способностями выше среднего, не какими-нибудь там блестящими,
но, во всяком случае, гораздо выше среднего, и я по дурацкой своей
наклонности увлекаться, прельстившись его успехами в моем предмете - я там
преподаю математику - и заручившись согласием его отца, которое тот дал,
впрочем, не очень охотно, уговорил Гарри держать экзамен на стипендию в
Редингском университете. Вы, может быть, скажете, если вы сноб, что это не
такой университет, куда вы хотели бы определить своего сына, но если вы и
вправду этакий сноб, то я одно вам могу сказать: идите к черту. Рединг у
нас под боком, я сам там учился, и это отличный университет. А кроме того,
попасть в Оксфорд или Кембридж у Гарри было столько же шансов, как у меня
быть первым человеком на Луне, чего мне, между прочим, очень бы хотелось.
И вот вам, кстати, одна из причин, почему я столь невысокого мнения о
своих коллегах: за последние десять лет Картертонская школа только одного
ученика выпустила в университет - в Юниверсити-Колледж в Лондоне, - да и
его вскорости исключили за то, что он обрюхатил там одну девушку (как
будто это причина лишать его дальнейшего образования, по-моему, как раз
наоборот, но, что поделаешь, такие у нас нравы).
О чем это я говорил? Ах да, о Гарри Менгеле. Так вот, хотя директор,
извиваясь на все лады в своих стараниях быть справедливым ко всем и
каждому, был против меня и остальной его штат в своих стараниях быть
несправедливым ко всем и каждому тоже был против меня, но я зато был за
себя, и Гарри был за меня, и вдвоем мы ухитрились вложить в его голову
достаточно премудрости, чтобы ему выдержать экзамен; только экзаменаторы,
видимо, имели какое-то предубеждение против нашей школы, а возможно, также
против меня и Гарри. Я сам не в восторге от нашей школы, но все же считаю,
что Гарри имел все основания получить эту стипендию; и если теперь
Редингский университет наберется нахальства еще раз попросить у меня денег
на постройку своих новых зданий, я им напишу и в точности объясню, что им
следует сделать с их новыми зданиями, а заодно и с нашей школой. Одним
словом, я был очень зол, а Гарри, конечно, был очень огорчен, бедняга, и
мы вместе поплакали друг другу в жилетку. Ненавижу, когда затирают талант.