"Владимир Митыпов. Геологическая поэма" - читать интересную книгу автора

признательностью поблагодарил профсоюзника и заверил, что выезжаю буквально
через каких-нибудь пяток минут. На деле же эти минуты сильно растянулись, и
прошло не менее получаса, прежде чем я смог усесться за руль своей "Победы".
Именно наличие под рукой машины да еще почтенный мой возраст и явились
причиной того, что при подыскании кандидатуры для этой встречи выбор пал на
меня. Конечно, я сначала пробовал отговориться, но в ответ мне было сказано,
что вы-де наш ветеран, у вас есть что сказать молодому поколению, и так
далее, а уж потом, как бы между прочим, добавлено насчет машины - ехать,
мол, надо за город, это, сами понимаете, сложновато, а у вас, кстати, свой
транспорт...
Эвфемизмы в отношениях между людьми - то же самое, что обезболивающие
средства в медицине. Вот, скажем, ветеран - хорошее ведь слово. Однако,
когда его тычут тебе в нос по делу и без дела, поневоле начинаешь
подозревать за ним иной, не совсем лестный, смысл. Или эти пресловутые
"проводы на заслуженный отдых"- мне в этой фразе всегда мерещится тонкая
усмешка. Неужели я всю свою жизнь работал, чего-то достигал, рисковал,
ошибался, делал для себя выводы, был бит и сам бил других, - неужели все это
только того ради, чтобы "заслужить отдых", а не работу по способностям?
Неужели я могу уйти на этот "отдых" именно сейчас, во всеоружии знаний и
опыта, которые физически невозможно при всем желании передать даже родному
сыну?.. Впрочем, за рулем о таких вещах думать не следует, поэтому я,
затратив немалое усилие, переключил свои мысли на другое - на то, что скажу
юным участникам походов.
У ворот пионерлагеря я был встречен весьма серьезными дежурными,
вежливо опрошен и передан с рук на руки шустрому мальцу с тугими помидорными
щечками. Тот, ведя меня по территории, объяснил, что слет уже начался, но
совсем недавно, поэтому беды никакой нет. "Увы, мой милый, - подумалось
мне, - беда есть, она в том, что из-за своего опоздания я, старый инженер,
предстану в глазах молодого поколения этаким разболтанным субъектом".
Когда мы вошли в переполненное помещение, напоминающее летний
кинотеатр, на сцене находилась симпатичная полная дама. Она говорила об
охране памятников старины, говорила хорошо, увлеченно, хотя и не без
некоторого присюсюкивания. Я чувствовал себя последним свинтусом, пока
пробирался на цыпочках по боковому проходу вслед за своим шустрым
провожатым. Он оказался деловым человечком - быстро разыскал кого-то,
переговорил, и не успел я опомниться, как был усажен, пожимал кому-то руку,
шепотом здоровался и извинялся за опоздание.
Дама, защитница памятников старины, вскоре закончила, мило улыбнулась
на прощанье и уступила место женщине типично педагогического облика - сухой,
строгой, в одежде с преобладанием прямых линий. Эта женщина призвала к
порядку зашумевший было народ, гипнотизирующе глядя, дождалась тишины и
объявила меня, почему-то назвав при этом "известным советским геологом". Сие
имело эффект - по наступившему безмолвию я понял: аудитория ошарашена не
менее, чем я сам. Неважное начало, к тому ж, идя на сцену, я совсем некстати
вспомнил рассказ моего соседа, артиста драмы Валерия Константиновича. Он
однажды выступал с чтением стихов в деревенском клубе; вышел на сцену,
увидел в полутьме зала одни детские мордашки, умилился и начал так: "Дорогие
мои огурчики, дорогие мои помидорчики..." Результат был потрясающим,
поскольку детишки занимали лишь первых два-три ряда, а дальше восседали
деды, бабки и прочая солидная публика...