"Патрик Модиано. Из самых глубин забвения" - читать интересную книгу автора

что едва пропускала лунный свет. Траву давно не косили. Мы нашли
деревянную скамейку с рассыпанным вокруг гравием. Сели на нее. Мои глаза
привыкли к полумраку и я различил в середине сквера постамент, на котором
возвышалась заброшенная фигура какого-то животного. Я задал себе вопрос,
львица ли это, ягуар или просто собака.
- Хорошо здесь, - сказала Жаклин.
И положила голову мне на плечо. Мы больше не чувствовали удушающей
жары, навалившейся на Лондон несколько дней назад. В этом городе
достаточно было свернуть за угол любой улицы, чтобы очутиться в лесу.


Да, как сказал Савундра, я мог бы написать роман о Рахмане. Фраза, шутя
брошенная им Жаклин в первый день, встревожила меня:
- Отдадите натурой...
Это когда она взяла конверт со ста фунтами. Однажды я гулял один после
обеда в районе Хэмпстеда: Жаклин собиралась сходить с Линдой по магазинам.
Домой я вернулся около семи. Жаклин была одна. На кровати валялся конверт:
такой же голубой и того же формата, что и первый; но на сей раз в нем было
триста фунтов. Жаклин казалась смущенной. Она прождала Линду всю вторую
половину дня, но та так и не пришла. Заходил Рахман. Тоже ждал Линду. Дал
ей этот конверт, и она его приняла. А я подумал в тот вечер, что она
отдала ему долг натурой.
В комнате витал запах "Синтола". Рахман вечно таскал с собой флакончик
этого лекарства. Из болтовни Линды я узнал о его привычках. Когда он
ужинал в ресторане, то Приносил свои вилку и нож и предварительно
осматривал кухню, чтобы удостовериться в ее чистоте. Ванну принимал три
раза в день и натирался "Синтолом". В кафе заказывал минеральную воду и
настаивал на том, что откроет ее сам; пил из горлышка, во избежание
контакта губ с возможно плохо вымытым стаканом.
Он содержал девушек гораздо моложе себя и селил их в квартирах, похожих
на Линдину. Навещал он их во второй половине дня и, не раздеваясь, без
малейших предварительных ласк, требовал, чтобы они повернулись спиной, и
овладевал ими быстро, холодно и механически, словно зубы чистил. А потом
играл с ними в шахматы на маленькой доске, которая всегда лежала в его
черном портфеле.


Теперь мы жили в квартире одни. Линда исчезла. Мы больше не слышали по
ночам ямайскую музыку и смех. Мы чувствовали себя несколько растерянно,
потому что привыкли к полоске света, выбивавшейся из-под Линдиной двери. Я
несколько раз пробовал дозвониться Майклу Савундре, но слышал только
бесконечные длинные гудки.
Словно мы никогда их и не встречали. Они растворились в природе, и мы,
в конце концов, с трудом объясняли себе наше присутствие в этой комнате. У
нас даже сложилось впечатление, что мы проникли в нее, взломав дверь.
По утрам я писал страницы две романа и заходил в "Лидо", на случай,
если Петер Рахман окажется за тем же столиком на пляже, на берегу
Серпантина, что в прошлый раз. Но ни разу его не встретил. Я расспросил
кассира, но он не знал никакого Петера Рахмана. Я сходил домой к Майклу
Савундре на Усмпон стрит. Тщетно звонил в дверь, а потом вошел в